Не вступая в дальнейшие переговоры с секретарем, я отодвинул его в сторону и вошел в кабинет Морозова. Когда адвокат увидел меня, его глаза округлились, а руки судорожно вцепились в крышку стола.

— Ваша светлость! — воскликнул он. — Вы же...

— Я пришел поговорить с вами, Морозов, — я сел в кресло для посетителей.

— Но вы лишены всех прав управления коммерческими предприятиями...

— На основании ваших показаний, Морозов.

— На основании закона об ущемлении прав трудящихся!

— Да, на основании дурацкой нормы, что любые действия предпринимателей не должны снижать уровень жизни наемных работников.

— Именно так. — Самообладание начало возвращаться к Морозову. Он ухмыльнулся, но тут же улыбка слетела с его лица. — Почему вы так на меня смотрите?

— Я хочу знать, Морозов, почему вы предали меня.

— Я выполнил свой гражданской долг.

— Несколько десятилетий вы покрывали в судах любые действия моей семьи. В частности те, которые касались данной статьи закона. Вы прекрасно знаете, что она была принята под давлением профсоюзов. Вы знаете, что под эту статью можно подогнать любую серьезную реорганизацию, любой инвестиционный проект. Но вы также знаете, что любая компания, которая хочет выжить, должна периодически проходить через реорганизации и инвестировать деньги. Вы знаете, что в империи нет ни одной компании, которая не обходит этот закон. И вам известно, что закрывать глаза на нарушение этого закона за мзду — основной бизнес профсоюзных лидеров. Не изображайте борца за социальную справедливость и права трудящихся. Вы всегда защищали интересы нашей семьи, прекрасно зная, что в конечном счете они являются и интересами всех наших наемных работников. И вы никогда не отказывались принять гонорар за то, что выступали в суде с откровенно недостоверными данными. Почему сейчас вы дали показания против нас?

— Это был мой гражданский долг, — Морозов ослабил узел галстука. Кажется, он задыхался. — Да не смотрите же на меня так!

— Я вам помогу, Морозов, — холодно сказал я. — Я знаю, как пробуждается «чувство гражданского Долга» у таких, как вы. Меня вот что интересует: почему вы предали меня?

Морозов несколько мгновений сидел неподвижно, а потом вдруг вскочил и неистово зашептал:

— Хотите знать, ваша светлость? Так я вам скажу. Я был рожден в бедной мещанской семье в Калуге и рос без отца. Моя бедная мать вывела меня в люди, но знали бы вы, чего ей это стоило! О, вам никогда этого не понять! Ваш отец, наверное, думал, что облагодетельствовал меня, дав мне, нищему студенту, персональную стипендию, а потом заставив горбатиться на него от зари до зари. Как это похоже на всех Юсуповых — бросить кость, словно собаке, посадить на цепь и считать себя этаким меценатом! Да, я добился многого, да, формально работа, которую сунул мне ваш отец, была для молодого специалиста синекурой. Но вы, вы, ваша нынешняя светлость, от рождения имели значительно больше. Вы бездельничали, бражничали и хулиганили, а я отмазывал вас и спасал от полиции. Потом, когда ваш батюшка вправил вам мозги и вы занялись делом, я защищал ваши предприятия от профсоюзов и конкурентов. Благодаря мне вы заработали миллиарды — и что я получил взамен? Гонорары, которые утонут в вашем состоянии и не всхлипнут? А все почему? Потому что ваши предки несколько веков назад сумели превратить моих в холопов, обобрали их и заставили пахать на себя, как заставил меня ваш отец. И как ваши деды обряжали в сапоги холопа, который оказал им услугу, так и теперь я ношу кафтаны с барского плеча. Ваша бывшая жена захотела отобрать у вас часть собственности — а мне-то что до этого?! Чем я вам обязан? Я отработал многократно все, все, что вы мне дали, и все равно остался вашим холопом. Я, один из лучших адвокатов России, — холоп Юсуповых! Как просто актер крепостной!

Он резко сорвал с себя галстук и так дернул за воротник рубашки, что верхняя пуговица оторвалась и отлетела в сторону. Это, по-видимому, остудило его, и он продолжил уже спокойнее:

— У меня появилась возможность стать не просто состоятельным, а богатым, да, богатым человеком. Барином. А почему бы и нет? Назовите хоть одну причину, почему я должен поддерживать вас, а не вашу жену?

Он вызывающе вздернул подбородок и умолк.

— Вы маленькое дерьмо, Морозов, — тихо сказал я, — даром что хороший юрист. Проку в вашем краснобайстве нет, потому что честь и порядочность для вас не более чем товар, который надо продать подороже. И вы действительно вонючий холоп. Думаете, теперь, убив в себе все человеческое, станете барином? Вы никогда им не станете. Вы останетесь холопом, даже если получите все богатства мира. Вы сами выбрали такую жизнь. Вы раб своей зависти, а не семьи Юсуповых. Не знаю, стоит ли вам жить дальше. Думаю, это не имеет смысла. Вы так и будете предавать, пока не предадут вас самих. А этого ждать не долго.

— Вы ничего мне не сделаете, — презрительно скривился Морозов. — Суд освободил меня от ответственности за чистосердечное признание и раскаяние.

— А я и делать ничего не буду, — усмехнулся я. — Кто ты такой, чтобы я, аристократ, тебе, холопу, мстил? Сам сдохнешь. Я только в глаза тебе хотел посмотреть, чтобы понять. Теперь понял. Ты мне неинтересен. Прощай.

Я поднялся и вышел из кабинета. Еще когда я спускался по лестнице, до моих ушей долетел истерический крик из приемной: «Врача! Григорию Васильевичу плохо». Я вышел на улицу, сунул в карман квитанцию о штрафе за неправильную парковку, сел в «Мерседес» и только здесь обнаружил, что на моем мобильном телефоне висит отметка о пяти не принятых звонках и текстовое сообщение.

Сообщение гласило, что государь срочно требует меня в Царское Село. Я запустил двигатель и быстро вписался в поток машин.

У въезда в Александровский парк меня уже встречали. Рослый поручик-гренадер из дворцовой стражи сел на пассажирское сиденье моего «Мерседеса», показал дорогу к стоянке, а потом проводил вглубь парка, где у небольшого фонтана, среди вековых кленов меня ожидал император.

— Здравия желаю, ваше величество, — поприветствовал я его.

— Здравствуйте, князь, — легко приобнял он меня. — Знаю уже про ваши беды. Вот же незадача! Действительно, этот закон не дает никакой свободы предпринимателям. Я давно пытаюсь добиться его отмены, но, увы...

— Таковы правила игры, ваше величество, — пожал я плечами. — Я знал, на что иду, когда принимал управление корпорацией.

— Мне очень жаль, князь, что вы попали под действие этого закона.

— Ничего страшного и не стоит сожаления. Если к человеку в подворотне подходит хулиган и избивает, то пострадавшего можно пожалеть. Но никто ведь не жалеет боксера, который вышел на ринг и потерпел поражение. Я тот боксер, которого побили. Бывает.

— Рад, что вы не пали духом, и сожалею, что я не могу поддержать вас ничем, кроме сочувствия. Закон, как бы он ни был плох, превыше воли монарха.

— Ваше участие, ваше величество, многого стоит.

— Как и ваша воля к победе, — улыбнулся император. — Впрочем, я постараюсь сделать все, чтобы одна из ведущих корпораций империи не пострадала. Все же у нас не только народовластие, но и монархия. Поэтому есть шанс не только на справедливость и законность, но и на разумные решения. Как вы знаете, вопрос о передаче в управление коммерческих предприятий имперского значения, изъятых по «Закону о защите прав трудящихся», решается общественным советом. В него входят представители профсоюзов, союза предпринимателей, правительства, а председательствует цесаревич. По моей просьбе сегодня он выдвинул предложение передать корпорацию в управление не вашей бывшей супруге, как ходатайствовал суд, а вашей сестре Ирине. Совет согласился с этим предложением. Все сошлись на том, что неразумно передавать корпорацию межнациональной значимости человеку, обуреваемому ненавистью, даже если он имеет на это больше прав по гражданскому законодательству.

Я вновь низко поклонился.

— Теперь что касается вас, князь. Может быть, вернемся к разговору о должности министра иностранных дел? Я бы с удовольствием внес вашу кандидатуру в Думу. Во время Германского кризиса князь