затемнение. По этой стороне улице можно было гулять во время самого безжалостного артобстрела.
На мои покашливания он не обращал внимания. Через минут десять я, наконец, я решился и дрожащим от волнения голосом изложил свою просьбу.
«Аидлык» открыл один глаз, и я тут же понял – передо мной настоящий Мастер.
– Мальчик, – сказал он, – учиться надо, а не благословения выпрашивать. Будешь учиться, будешь знать.
Приговор не изменился. Но, в общем-то, фраза могла означать и напутствие, указание. Мы крутили ее с Ведущим на разные лады и пришли к тому, с чего начали: Мастер показал дорогу.
Спустя много лет я понял, что Ведущий – такой же неудачник в психометрии, как и я, а мой поход к Мастеру был очередной попыткой Ведущего привлечь его внимание к собственной персоне. Но Ведущий, по крайней мере, нашел Мастера и пытался стать его учеником, я же, за всю жизнь, не добрался даже до этой ступени.
Кроме сапожника, из Мастеров я видел только Х., главу движения. Собственно, из-за него мы и оказались в Реховоте. О другом городе отец даже слышать не хотел.
– Сколько лет прозябали на выселках, в провинции, – говорил он,– теперь я хочу хоть немного пожить в столице.
Столицей для него, даже центром мира являлось место, где пребывает главный Мастер.
Мастер приехал в Эрец Исраэль еще в тридцатые годы. Все были уверены, что он поселится в Иерусалиме, где уже несколько столетий существовала большая община психометристов, но Мастер, сойдя с корабля в Хайфском порту, отправился прямо в Тель-Авив.
На железнодорожном вокзале его встречала большая группа психометристов. Не успел Х. отпустить поручень вагона, как к нему подскочил журналист крупнейшей газеты:
– Как вы сможете ходить по Тель-Авиву, – спросил он, – ведь в нем так много проституток?
Х. обвел глазами толпу.
– А где здесь проститутки? Я вижу только психометристов.
На следующий день газета вышла с огромным заголовком:
«Первые слова Х., главного Мастера психометристов на Святой земле: – „А где здесь проститутки?“
На следующий день Мастер уехал в Иерусалим, но, пробыв там всего несколько часов, вернулся в Тель-Авив, а спустя несколько дней перебрался в Реховот. Из этого небольшого городка, окруженного апельсиновыми садами, он выезжал всего несколько раз. Почему он выбрал именно Реховот, никто толком не может объяснить до сих пор. Я думаю, что моя «История реховотской крепости» немного приоткроет завесу.
Руководители еврейского ишува не придавали движению психометристов большого значения. Им казалось, будто оно целиком принадлежит старым городам Европы, где на пыльных чердаках, под высокими черепичными крышами гнездятся сумерки средневековых страхов.
– Меняющий место меняет судьбу! – Бен-Гурион, посмеиваясь, приводил психометрическую поговорку и продолжал:
– В новой стране не будет места суевериям! Мы строим свою судьбу на прочной основе труда и воли.
Приезд Х. сразу изменил расстановку сил. Он означал, что центр психометрии перемещается в Эрец- Исраэль, а значит, сюда потекут не только сотни и тысячи психометристов со всего мира, но и деньги, много денег.
Через несколько месяцев Бен-Гурион приехал в Реховот. Мастер жил в небольшом домике, почти на окраине, неподалеку от развалин восточной башни цитадели. Роскошный автомобиль руководителя ишува, сопровождаемый двумя джипами с охраной, остановился перед домиком, секретарь бодро выскочил из машины и постучал в дверь. Ответа не последовало. Он постучал еще раз, уже настойчивее. Тишина. Секретарь недоуменно оглянулся: день и час встречи был оговорен за несколько недель.
– Давайте я попробую, – предложил Бен-Гурион.
Он выбрался из глубины автомобиля и подошел к двери. Секретарь почтительно отступил на несколько шагов. Дверь тихонько приоткрылось, Бен-Гурион с трудом протиснулся в образовавшийся проход, и дверь встала на свое место.
Встреча заняла немногим более часа. О чем точно шел разговор никто не знает. Обе стороны многие годы предпочитали отмалчиваться. Известны лишь несколько эпизодов.
В самом начале встрече Бен-Гурион спросил у Х. чего он, собственно, ищет в Эрец-Исраэль.
– У меня есть программа-минимум и программа-максимум, – ответил Мастер. – Минимум, чтобы вы не стаскивали с меня картуз психометриста, максимум – чтобы вы надели его на свою голову.
Середина разговора – сплошной пробел. Ни в одном архиве я не отыскал ни одного упоминания. Зато многие приводят концовку.
– На востоке есть правило, – сказал Х., – когда два верблюда подходят к узкому мосту, дорогу уступают более нагруженному. Мы полны и пойдем первыми.
Бен-Гурион улыбнулся и протянул руку. Мастер приотворил дверь, выпуская гостя: больше они никогда не виделись, но после этой встречи отношение руководства ишува к психометристам значительно улучшилось.
Я застал Главного Мастера уже глубоким стариком. На правах слушателей реховотской школы, наш курс один раз в месяц приходил к нему домой. Мы делали упражнения в небольшом зале, Мастер сидел в кресле, укрытый шотландским пледом, и как будто дремал. Через полчаса мы уходили, но на прощание выстраивались в ряд возле Мастера и по очереди жали ему руку. Иногда он задерживал руку в своей и еле слышно произносил несколько слов, а то и фраз. Счастливчик долго расшифровывал, что Х. имел в виду. Мне такая удача не выпала ни разу.
Бывает еще один вид ситуации, когда Мастер зовет ученика, но тот не слышит. Об этом рассказывают много историй и притч, и каждый психометрист, всю жизнь ожидающий Зова, с ужасом примеряет на себя такой вариант судьбы. Со мной такого пока не произошло. И, надеюсь, не произойдет. Очень надеюсь.
– Во дает! – Мотл резко затормозил и, упираясь руками в руль, погасил инерцию. Мой ремень безопасности натянулся и крепко поддел меня почти под горло.
– Думает, если он автобус, так может ездить, как ему хочется, да?! Я тоже автобус, только маленький.
«Ниссан» почти уткнулся носом в забрызганный грязью зад огромного автобуса. Табличка с номером, словно приглашая записать, оказалась прямо перед нашими глазами.
– Мотл, запиши номер, сообщи в милицию. Пусть приструнят маленько.
– Милицию! – Мотл презрительно фыркнул. – Я же тебе говорил: любое нарушение правил стоит десять гривен. Подаешь «менту» вместе с правами, и делу конец. А моя жалоба только позволит им лишние деньги с водилы скачать, не более того. Впрочем, для него десять гривен не деньги.
Автобус плюнул нам в лицо струей дыма и тронулся с места.
– Кстати, – сказал Мотл, – обрати внимание на номерной знак. Я, когда вернулся из Иерусалима, после стажировки в похоронной компании, долго успокоиться не мог.
– Из-за номера?
– Из-за него. Обрати внимание, он весь белый, как у палестинских машин. Израильские-то номера желтые, белые сразу бросаются в глаза – опасность! Сел я после возвращения за руль, выехал на улицу и – оторопь взяла. Страшно ездить! Пока сообразил в чем дело, несколько дней прошло.
Ай-да Мотл, ай-да молодец! Это он мне, израильтянину с пятнадцатилетним стажем, втолковывает. Я сам должен был догадаться и Мотлу объяснить, а не наоборот! Постоянно пропускаю, опаздываю, не ловлю.
Сегодня утром чистил зубы, рассматривал себя в зеркале. Волосы поредели, да чего там, скажи честно, залысины в полголовы. Борода седая, морщины, мешки под глазами. Брюки опять не сходятся, завязывать шнурки все трудней и трудней. Трудно поверить, будто морщинистый почти старик – это я. Бывший кудрявый зайчик с лукавыми глазками, а теперь уважаемый красавец и «любезный канарей». Метаморфозы, н-да…
На место свежести мышц и густых волос должна прийти мудрость, но и она запаздывает. С пустыми руками бреду я по склону жизни.
