— Это стихи. Сам сочинил.
— Восхищён я! С поэтом беседую я! Сбылась мечта существования моего! — с повышенной громкостью произнёс элмех, отступив от Белобрысова на два шага. Затем, понизив громкость, спросил: — Вы проходили курс лечения в нервно-психической клинике однажды? Дважды?
— Психически я вполне здоров и никогда не лечился! — сердито ответил мой сосед. — Но учти: я вспыльчив! Если ты, сучье рыло, будешь липнуть ко мне со своими расспросами, я тебя по стене размажу!
— Благ-за-ин! — изрёк секретарь. — Интимностью, активностью, оперативностью вашей очарован я! Ожидайте вызова к Терентьеву. Будьте как дома. Мужской туалет — в коридоре «А», третья дверь налево.
Едва элмех отошёл от нас, Белобрысов сразу же спросил у меня взволнованно:
— Товарищ старший лейтенант, не наплёл ли я ему чего лишнего?
Меня обрадовало, что он обратился ко мне по званию. Увы, мало кто в наши дни разбирается в погонах, в военных чинах.
— Не беспокойтесь, Павел Васильевич, ведь элмех — это промежуточная инстанция. Всё, в сущности, зависит от самого Терентьева, — утешающе сказал я.
— Во-во! Терентьевым я давно интересуюсь. Но строг он, строг… Ну, вы-то проскочите. Я ведь знаю, кто вы, вас по голяку[11] не раз показывали. Вы на нынешней Всемирной регате опять первый приз отхватили — «Золотую мачту-2148»… А как вы думаете— по первому вашему впечатлению обо мне, — возьмут меня в полёт?
126-й пункт Устава воистов гласит: «Правдивость — высшая форма вежливости». Поэтому я ответил своему собеседнику, что не уверен в его успехе; всего вероятнее, ему будет отказано.
с чувством проскандировал Белобрысов. — Но мне надо, надо побывать на Ялмезе! Изо всех сил хлопотать буду, чтобы зачислили!
Словечко «хлопотать» задело моё внимание. В устной речи я его ещё ни от кого не слышал, я его помнил по какому-то роману XIX или XX века, где один молодой человек «хлопотал», чтобы устроиться в какой-то департамент. По тому, что Белобрысов применил это словцо, и ещё по некоторым архаическим оборотам его речи я начал догадываться, что собеседник мой принадлежит к числу хоббистов- ностальгистов.
Как известно, движение хоббистов-ностальгистов за последние два десятилетия получило на нашей планете не то чтобы очень широкое, но всё же заметное распространение. Эти люди (самых различных профессий) считают наш XXII век слишком прагматичным, благополучным и малоромантичным и потому «самоприкрепляются» к какому-либо из минувших столетий. К сожалению, представления их о минувших веках базируются обычно на поверхностных сведениях, почерпнутых из нынешних исторических романов и телеобъемных фильмов; что же касается военной истории, то здесь их познания и вовсе минимальны. Ностальгисты очень падки на аксессуары, любят всевозможные имитации под «избранный» ими век, обставляют квартиры «старинной» самодельной мебелью; порой они готовят пищу по древним кулинарным рецептам (заранее включая при этом альфатонную связь с пунктом скорой помощи — чтобы в случае отравления немедленно оказаться под надзором врача). Кроме того, они часто листают старинные словари, выискивая там вышедшие из употребления слова, чтобы щегольнуть ими в разговоре.
Один из моих школьных товарищей, ныне инженер-диэлектрик по специальности, а по хобби — ностальгист XX века, иногда приглашает Марину и меня в гости. Стены его квартиры увешаны репродукциями с картин Бёклина, Борисова-Мусатова, Сальватора Дали, Куинджи, Марке и многих их современников. На кривом самодельном комоде с резьбой, изображающей первый полёт на Марс, стоят одиннадцать гипсовых слонов и клетка с макетом канарейки — неизменная (по убеждению моего товарища) принадлежность великосветских салонов начала XX века. Всем гостям, на время их пребывания в доме, выдаются калоши и стеки; кроме того, дамам вручаются веера, а кавалерам — цилиндры. Хозяйка угощает всех щами из клюквы, блинами на горчичной подливе, квасом и морковным чаем; торжественно откупоривается бутылка условной водки. Гости-ностальгисты и хозяева ведут за столом изысканную беседу в духе старинной вежливости. То и дело слышится: «Отведайте ещё блина, милостивый гражданин!»; «Чекалдыкнем по третьей, уважаемая барышня!»; «Благ-за-ин, ваше сиятельство!»; «Нравится ли вам чай, достопочтенная курва?» Затем под звуки старинного магнитофона гости и хозяева танцуют древние танцы — румбу, шейк, полонез, яблочко, «танец живота», танго, «барыню-сударыню», а в перерыве между плясками поют старинные фольклорные песни: «В лесу родилась ёлочка», «Шумела мышь», «Гоп со смыком», «У самосвала я и моя Маша». В завершении праздничного пира избирается «царица бала»; ей даётся право запустить бутылкой в зеркало. Мой товарищ убеждён, что в XX веке каждый светский раут заканчивался битьём зеркал.
Некоторые правила этого древнего этикета кажутся мне странными, некоторые — явно вымышленными, но кое в чём я вынужден верить своему товарищу-ностальгисту. Ведь условия мирного быта минувших поколений я знаю куда хуже, нежели военную историю.
…Белобрысов сидел, уставясь в раскрытую записную книжку; он читал, шевеля от усердия губами, словно торопясь заучить что-то. Вот ещё одно доказательство его ностальгизма, думал я; записными книжками давно никто не пользуется, их заменили запоминательные пьезобраслеты. Странно только, что одет этот человек так суперсовременно: ведь ностальгисты любят одеваться в стиле избранного ими века. Надо полагать, в данном случае выбор одежды объясняется какими-то сугубо личными причинами. Быть может, Белобрысову нравится женщина моложе его — и вот он старается примолодиться?
Сосед мой явно волновался. Он часто отирал пот с лица розовым платком. Вдруг он вскочил с кресла и изрёк очередное двустишие:
С этими словами он снял с себя роскошный фрак, под которым оказалась рубашка спортивного типа. Кладя фрак на спинку кресла, он уронил с подлокотника записную книжку, она раскрытой упала на пол. Я нагнулся, чтобы поднять её и вручить владельцу, но тот с нервной поспешностью опередил меня. Мне бросилось в глаза слово ЛЕГЕНДА, написанное крупными буквами и подчёркнутое; ниже шёл какой-то мелкобуквенный текст.
Я успел подумать, что новый знакомец мой не просто ностальгист, но, видимо, ещё и литератор- любитель, сочиняющий стихи и легенды в духе полюбившейся ему старины. В этот момент ко мне подошёл элмех и пригласил следовать за ним.
Терентьев сидел в небольшом кабинете за большим и почти пустым письменным столом. Он предложил мне сесть и начал беседу.
— Ваши военно-исторические знания едва ли пригодятся на Ялмезе. Но я осведомлён о высокой степени ваших прикладных знаний и о вашей способности разумно действовать в экстремальных условиях… Приходилось ли вам держать курс без навигационных приборов?
— Да. Я умею ориентироваться по созвездиям.
— Там будут другие созвездия, — усмехнулся Терентьев.
— Но тоже каждое на своём месте, — отпарировал я.
— Вам придётся освоить некоторые новые для вас специальности. Согласны? И потом: готовы ли вы выполнять любую случайную, текущую работу — быть мальчиком на все руки, как в старину говорилось?
— Согласен, — ответил я.
— Я вас зачисляю условно в состав экспедиции. Вам надо будет, как и всем, пройти тестологические испытания и спецподготовку. От спецморских испытаний я вас освобождаю.
— Спасибо за доверие, но хочу вам возразить. Мне не хочется быть белым вороном, как говорили наши предки. Я хочу подвергнуться морским испытаниям наравне со всеми.
— Одобряю ваше решение, — молвил Терентьев. — Завтра в десять утра приходите в СЕВЗАП на собеседование.
7. Случай на собеседовании
Когда утром следующего дня я вошёл в конференц-зал СЕВЗАПа, народу там оказалось куда