Он полной грудью вдыхал ее запах. Очарование девушки совершенно обезоружило его. Еще никогда Майкл не чувствовал себя настолько околдованным. Он ощущал себя открытым и беспомощным.
— Жила–была на свете маленькая голубка, которую обманом держал в клетке злой ворон. Но однажды ей на помощь пришел огромный орел и освободил голубку из заточения. Он был добрым и великодушным. И она подумала, что орел испытывает к ней нежные и искренние чувства. Поэтому, голубка предложила ему лететь с ней через море к далекой земле, где они могли бы жить долго и счастливо. Но орел отказался; ему нужно было лишь уютное гнездышко на одну ночь.
— Голубка всего лишь неправильно поняла его. Орлу нужно было теплое и уютное гнездышко и на эту ночь, и на следующую, и на все ночи после. Но прежде чем улететь вместе с ней, он должен был расправиться со злым вороном.
— Майкл…
— Вы помните наше пари? — пробормотал он, уткнувшись носом в чудно пахнущие волосы девушки. — Пропустить — не значит отказаться. В общем, платить следует без напоминаний, вы согласны?
— Поэт так и не пожелал предстать передо мной.
— Быть может, он… Позвольте, я дочитаю вам балладу до конца?
Майкл улыбнулся, когда она резко обернулась к нему, глядя на него большими встревоженными глазами, в которых вспыхнула надежда. Молодой человек принялся негромко декламировать:
Да, слушайте меня, и я расскажу вам свою историю.
Я весь горю, поддавшись чарам:
Даже в аду нет жарче пламени,
Чем пламя любви, особенно
Когда тайный воздыхатель не осмеливается
Признаться во всем объекту своей страсти.
Слезы медленно потекли у девушки по щекам, и ее фиалковые глаза затуманились, когда она робко улыбнулась ему.
— Значит, это все–таки были вы.
— Да, это был я. — Он наклонил голову и коснулся губами ее сладких и свежих, как лепестки розы, губ.
Прекрасная сильфида растаяла в его объятиях.
— Я так хотела, чтобы вы оказались им, — тихонько выдохнула она в перерыве между поцелуями. — Я никогда не забуду вашей доброты. Я боялась, что меня навсегда запрут в этой зловонной тюрьме или… случится еще что–нибудь похуже. Вы — мой ангел–хранитель, мой защитник.
От такого признания сердце Майкла затрепетало. Он поцеловал Рене крепко и жадно. Ее шелковый язычок обжег его пламенем желания. Ее вкус кружил ему голову, заставляя забыть обо всем, совсем как горящие в бренди изюминки. Майкл не представлял себе, что сможет полюбить кого–либо, с такой силой и отчаянием. Он готов был тысячу раз умереть ради нее. Нет, он ни за что и никогда не отдаст ее какому– нибудь великому герцогу или выдающемуся художнику. Отныне она принадлежит ему и только ему.
— К чему тогда такой маскарад? К чему посылать мне прекрасные стихи о любви и насмехаться над их автором?
Как он мог объяснить ей? Вплоть до того момента, когда она поцеловала его на реке, в нем жили и боролись два человека: смешной мечтатель и циничный трус.
— Все влюбленные мужчины — трусливые еретики.
Рене со вздохом уронила голову ему на плечо, признавая поражение.
— Майкл…
Он принялся осторожно расстегивать перламутровые пуговки у нее на горле, а потом спустил с ее плеч пеньюар, под которым оказалась прозрачная сорочка, украшенная оборками. Его пальцы, подрагивая от желания поскорее доставить ей удовольствие и ощутить каждый очаровательный изгиб восхитительного тела девушки, бережно скользили по холмам и впадинкам, прикрытым тончайшей тканью. Майкл провел ладонью по ее mons veneris, а другую руку со священным трепетом положил ей на маленькую упругую грудь, увенчанную длинным соском, который требовал и умолял, чтобы его ласкали губами, целовали и покусывали. Он осторожно сжал его кончиками пальцев, а потом чуточку потянул и почувствовал, как у Рене перехватило дыхание.
— Вам нравится?
Дыхание девушки стало частым и затрудненным. Ее темные и длинные ресницы трепетали, как крылья бабочки; из–под них влажно и таинственно поблескивали фиалковые глаза.
Майкл застонал, чувствуя, как в ладонь легла ее грудь, тяжелая и безупречно округлая. Стараясь не испугать ее, он необычайно бережно коснулся ее соска, в то время как другая рука юноши скользнула в ложбинку меж ее бедер. Почувствовав, что ткань ее сорочки увлажнилась от его прикосновения, он вздрогнул всем телом, и отчаянное желание едва не вознесло его на вершину наслаждения. Жар, исходящий от тела девушки, и ее влага сводили его с ума, а запах ее желания кружил ему голову. Он больше не мог думать ни о чем. Она была готова принять его. Майкл даже застонал от муки.
— Скажите, что хотите меня, Рене. Потому что я хочу вас больше всего на свете.
Она тихонько вздохнула и откинула голову, выгибая шею и подставляя ее для поцелуев. Тело девушки вздрагивало у него в руках, но она отказывалась произнести слова, которые он так жаждал услышать.
Не смутившись, он совлек с нее сорочку, обнажив сверкающие белые плечи. Майкл застонал от возбуждения при виде того, как легчайшая прозрачная ткань повисла, зацепившись за напрягшиеся соски ее грудей. Это было самое волнующее, захватывающее и соблазнительное зрелище, которое он когда–либо видел в своей жизни. Его пальцы бережно освободили сорочку, и та в шорохе кружев упала к ее ногам.
Он со свистом втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы, когда глазам его предстала восхитительная нагота ее тела. Сердце Майкла бешено заколотилось, после того как он коснулся пальцами темных зарослей, в которых скрывался бутон розы, и осторожно раздвинул складки влажных губ.
Рене вскрикнула, протестуя и одновременно наслаждаясь его прикосновением. Она испуганно перехватила его запястье и взглянула на него, смущенная и растерянная. В глазах у девушки страх боролся с желанием.
— Не надо. Это слишком интимно.
— Слишком интимно? Мартышка, мы же еще и не начинали.
Он отчаянно цеплялся за остатки самообладания, когда под кончиками его пальцев раскрылись шелковистые лепестки и запах женщины ударил ему в голову. Ее испуг удивил Майкла. Это была не та реакция, которой следовало ожидать от принцессы, прославившейся своим распутством даже при французском дворе. Что это, проявление целомудрия под давлением обстоятельств и приличий, или же ее первый любовный опыт в объятиях эгоиста оказался столь горек, что теперь она страшится продолжения?
— Ой! — прошептала Рене и сделала попытку отстраниться. — Майкл, я…
— Позвольте мне потрогать вас, — хрипло выдохнул он, запуская пальцы еще глубже и поглаживая гладкий и упругий венчик ее чувственного лона. Юноша игриво ласкал скользкие и влажные лепестки розы, ему хотелось зарыться в них лицом и жадно пить божественный нектар, утоляя жажду, подобно усталому путнику в жаркой пустыне. Все жилы в его теле напряглись и дрожали, как натянутая тетива. Его копье, сочащееся мужской силой в ставших вдруг тесными панталонах, реагировало на исходящие от девушки призывные токи, как на хриплый рев боевого рога, призывающий к оружию. — Умираю, так мне хочется попробовать вас. Я чувствую запах вашего возбуждения и то, как вы здесь восхитительно сочны и готовы для меня, моя роза. Я знаю, что должен сделать. Доверьтесь мне. Вам не будет больно. Обещаю.
— Анне вы этого не делали, — с какой–то детской обидой возразила Рене.
Майкл хрипло выдохнул. Должно быть, святой покровитель слишком страстных любовников услышал его безмолвную мольбу. Замечание девушки несколько умерило его пыл, позволяя ему восстановить хотя бы видимость самообладания и вспомнить о своем чувстве юмора.
— Если вы пытаетесь обезоружить мен, то делаете как раз то, что нужно.
— Вы хотели ее, — невыразительным голосом ответила Рене. — И не смейте отрицать этого.
Он с раздражением взглянул на нее. Но опасения девушки были ему вполне понятны, учитывая, что она собственными глазами видела, как он занимался любовью с другой женщиной.