— Не смейтесь надо мной! Мне ужасно больно. — Рене повернула голову и исподлобья взглянула на него. — А вам разве не следует лежать в кровати? Ваша рана наверняка доставляет вам больше, хлопот, чем мне — мое растяжение.

Майкл осторожно развернул ее спиной к себе.

— Вы позволите? Мне знакома мышечная боль, и я умею с ней бороться. — Принцесса коротко кивнула, и тогда он осторожно убрал ее руки и принялся бережно разминать большими пальцами ее поясницу, отчего девушка едва не замурлыкала от удовольствия.

Эти прикосновения сводили его с ума; она была так близко, он вдыхал запах ее волос и тела… И вдруг юноша испугался, что не выдержит и сорвется; желание бурлило у него в крови.

— Вам лучше? — хрипло пробормотал он, когда она запрокинула голову.

Она безмолвно прикрыла глаза пушистыми ресницами. Девушка буквально таяла у него в руках.

— Да, не останавливайтесь, пожалуйста…

Ее удовлетворенные вздохи и стоны заставляли его сгорать от желания. Он прошептал, едва не касаясь ее шеи губами:

— Почему вы уехали, а потом вернулись?

— А как вы оказались в личных покоях королевы? Я знаю, что вы были трезвы… Боже милосердный — Она громко ойкнула, когда его пальцы нащупали самое больное место. — Да, вот здесь…

Майкл ощущал неудобство в паху и боялся пошевелиться, чтобы не оконфузиться окончательно. В ладонях у него застыла самая желанная девушка на свете, созданная для любви и ласки, для соблазна и удовольствия, источник силы и наслаждения, к которому он так жаждал припасть всем телом. Если бы не его мнимая рана, молодой человек наверняка свалял бы дурака.

— Ваша Адель заявила мне, что ребенок будет жить, а король умрет. Откуда она знала об этом?

Девушка ответила вопросом на вопрос:

— А почему вы смеялись над моим поэтом… Невидимкой?

— Он просто нелеп, ваш Невидимка. Мало того что он прячется за гусиным пером, так он еще и адресовал вам украденные стихи. Я узнал их тотчас же. Это старая английская баллада, менестрели поют ее вот уже много лет.

Рене шагнула вперед, высвобождаясь из его объятий.

— Я рада, что вы живы и здоровы. Но я должна идти.

Он схватил ее за руку прежде, чем она успела сделать еще один шаг.

— Вы должны?

Сверкающие глаза скрылись под густыми ресницами. Рене провела пальчиком по тисненому лацкану его домашнего халата, едва не коснувшись полоски кожи в треугольном вырезе рубашки, распахнутой у него на груди. Это была сладкая мука, и юноша вздрогнул всем телом.

— А я думала, что это вы мой Невидимка.

— Вы действительно хотели, чтобы им оказался я?

Рене весело рассмеялась и отняла свою руку.

— Немедленно отправляйтесь в постель! Вам следует набраться сил, если вы хотите принять участие в предстоящем турнире.

Эмоции душили молодого человека, грозя захлестнуть его с головой. Он прошептал:

— Моя постель холодна и пуста.

Она отпрянула, как если бы он укусил ее.

— Невидимка ждет. Спокойной ночи.

Проклятье! В это мгновение он пожалел, что не истекает кровью — и что вообще прикасался к Анне.

— Что ж, ступайте. Не стоит заставлять старину Невидимку ждать.

На следующее утро Рене получила очередное стихотворение:

Когда на ее красоту снисходит благословение,

Мне не о чем более просить этот мир,

Только бы остаться с нею наедине, позабыв о ссорах и спорах.

Вина прекрасной женщины лишь в том,

Что она приносит мне несчастье.

Рене улыбнулась. Прошлым вечером, когда они старались выудить друг у друга ответы на важные для них вопросы? Майклу почти удалось убедить ее в своей невиновности. Уходя из его комнаты, она поверила ему. Но теперь ее вновь мучили сомнения. Впрочем, был ли он Невидимкой или нет, уже не имело никакого значения, как не имело значения и вожделение, охватывавшее девушку в его присутствии. Ее больше занимали причины, по которым Майкл не выдал ни Бэкингема, ни Анну, ни всех прочих людей, вольно или невольно замешанных в этом заговоре, включая и ее саму.

Майкл знал достаточно, чтобы отправить Рене на виселицу. Тем не менее, он держал язык за зубами. Что задумал блестящий соблазнитель на этот раз? Такими вопросами задавалась Рене в беспокойные дни, последовавшие за неудавшимся покушением. Норфолк и Марни вынюхивали заговорщиков, как гончие, идущие по следу оленя. Они удвоили караулы и сновали с озабоченным видом, допрашивая всех, кто имел доступ к королеве в ту роковую ночь. Впрочем, усилия их не увенчались успехом — предъявить обвинение было некому; заговорщики хорошо спрятали концы в воду, и каких–либо конкретных улик обнаружить не удалось.

Именно в День святого Георгия, покровителя Англии и благороднейшего ордена Подвязки, девять лет назад состоялась коронация Генриха VIII, и с тех пор этот праздник был официально объявлен днем его рождения. Приготовления к роскошному празднеству, главными событиями которого станут рыцарский турнир и банкет, были в самом разгаре. На городской площади соорудили помост для театрализованных представлений. Рыцари графства, купцы, бродячие ремесленники и продавцы индульгенций устремились в Лондон. Вокруг ристалища сплошной стеной встали шатры и палатки, разукрашенные гордыми гербами. Благородные леди и джентльмены наравне со своими слугами делали и принимали ставки, заключали пари и бились об заклад. Король Генрих, в то редкие минуты, когда не гонялся за юбками, упражнялся дотемна со своими верными компаньонами, возвращая уверенность и силу духа, которых чуть было не лишился после неудачного покушения на свою жизнь.

Теперь, когда воздух благоухал жимолостью, когда весенние ароматы будоражили кровь, подталкивая к легким любовным интрижкам, планировать новый заговор стало особенно трудно. Но Рене старалась придерживаться строгого распорядка дня. После постигшей ее неудачи она только и делала, что без устали упражнялась в своих апартаментах, сидела у постели больной королевы и строчила любезные послания кардиналу Уолси, благодаря его за усилия, которые он предпринимал от ее имени. По вечерам девушка обыкновенно ужинала и танцевала в королевских апартаментах. Компанию ей чаще всего составляли герцог и герцогиня Саффолк, их добрый друг лорд Стэнли и Мэг Клиффорд, оказавшаяся остроумной и очаровательной особой.

Рене искусно избегала Руже, который с упорством, достойным лучшего применения, охотился за ней, как завзятый судебный исполнитель. Она старалась не попадаться на глаза Анне и навещала выздоравливающего Майкла в его комнате. Туда заглядывали также их светлости герцог и герцогиня Саффолк, лорд Стэнли и Мэг, относившаяся к раненому молодому человеку как к брату. Мистрис Клиффорд, уверившись в чувствах Стэнли, пыталась помочь и Рене обрести счастье с юным ирландцем. Рене, отдавая дань настойчивости безыскусной сводницы, не стала указывать Мэг на то, что ее добрые намерения пропадают втуне.

Мышцы девушки постоянно ныли после утомительных упражнений. Каждый вечер ей приходилось прибегать к помощи камеристки. Старая служанка втирала мази и лосьоны в тело принцессы. И каждую ночь, лежа на животе в ожидании того момента, когда ее начнут мять и массировать, Рене вспоминала Майкла. Она вновь чувствовала, как его сильные пальцы ласкают ей поясницу, ощущала его горячее дыхание на шее, вдыхала его приятный аромат, видела его сильное обнаженное тело и глаза, которые вечно искали — и находили! — ее, отдавая себе отчет в том, что ее неприятности только начинаются.