остановилась как вкопанная.
– Я заходила узнать насчет завтрашнего прогона, – быстро объяснила она, хотя Шленский ни о чем ее не спрашивал.
– В одиннадцать часов, – сказал Шленский.
– Я знаю, – не совсем логично ответила Оля, стрельнув глазами в сторону Кузнецовой. – Ну, я пойду.
– До завтра, – сказал Шленский.
– Леонид Михайлович, – сказала Кузнецова, – вы не пройдете со мной еще раз первый выход?
– Хорошо, – сказал Шленский. – После ужина, в кинозале.
– Ага! – обрадовалась Кузнецова. – Спасибо!
И почти побежала по коридору.
Проводив ее взглядом, Шленский приоткрыл дверь в деветьяровский номер и крикнул:
– Эй, сексуальный маньяк, на ужин пойдешь?
Ужин заканчивался. Аслан, вытирая руки салфеткой, трясся от смеха, Деветьяров невозмутимо ковырял спичкой в зубах, рассказывая анекдот.
– Ты погоди ржать, это еще не все…
– Леонид Михайлович?.. – вопросительно напомнила Кузнецова. – Вы идете?
– В кинозал? Да, сейчас… – пообещал Шленский.
– Ну, ну… – попросил Аслан.
– Ну, он бежит дальше, а на суку сидит ворона… – продолжал Деветьяров. – Да погоди ты смеяться!..
Дверь в кинозал была приоткрыта. Шленский стоял в проходе между рядами, Кузнецова – на сцене.
– Леонид Михалыч, – спросил Деветьяров, всовывая озабоченную физиономию, – ты моего ключа не видел?
– Нет, а что?
– Да посеял где-то, – посетовал Деветьяров, входя и органично хлопая себя по всем карманам.
– Не видел, – сказал Шленский.
– Черт возьми, – сказал Деветьяров, незаметно забирая с кресла брошенный Шленским ключ от кинозала. – Ну ладно, поищу… Может, Аслан взял.
И вышел. Аслан стоял тут же, заранее давясь со смеха.
– Операция «Интим», – объявил Деветьяров, демонстрируя ключ. – Асланчик, где тут у вас рубильник?..
– Ну, давай последний разок о себе – и все, – сказал Шленский.
– Хотите получше запомнить? – спросила Кузнецова.
– Точно, – улыбнулся Шленский.
– Хорошо. – Она присела на авансцене, в двух шагах от него. И совершенно естественно, как будто всю жизнь провела у рампы, начала рассказывать: – Меня зовут Лена Кузнецова, я приехала из Нижнеудинска, где работала медсестрой. Мне двадцать лет…
С глухим щелчком погас свет, и стало почти совсем темно.
– Черт. Осторожнее, не упади, – сказал Шленский.
– Где вы? – спросила она.
– Я вот. Давай руку, тут ступеньки.
Она нашла его руку и спустилась в зал. Сумеречный свет из-за штор едва-едва выделял из тьмы их силуэты.
– Пробки полетели, – неестественным голосом объяснил Шленский. – Сейчас выберемся.
– Я не боюсь темноты, – сказала Лена.
– Смелая, – деревянно хохотнул Шленский. Он все еще не отпускал ее руки. – Черт возьми, где же спички?
– А я вас вижу, – сказала Кузнецова. – Я вижу в темноте, как кошка. Вы сейчас смотрите на меня. Не надо спичек, – попросила она вдруг.
– Не надо, – согласился Шленский. В темноте он видел ее глаза. – Ну что, идем? – Она не ответила. – Слушай, – сказал он, погремев дверью. – Нас заперли. – До него наконец дошло. – Ну, негодяй!
Он еще раз подергал дверь. Лена молчала, стоя в шаге от него.
– Чего молчишь, Лена Кузнецова из города Нижнеудинск? – спросил Шленский.
– Просто так, – ответила она.
– Это хорошо, когда просто так… Ну что, медсестричка, сидим?
– Сидим, – подтвердила Кузнецова.
– Ну и садись тогда. Ты где?
– Я вот.
Они нащупали кресла и сели.
– Я закурю? – спросил он.
– Конечно, Леонид Михайлович, – сказала она.
Он чиркнул спичкой, и из темноты выплыли ее глаза. Шленский прикурил и глубоко затянулся.
– Два дня осталось, – сказала Кузнецова.
– Один, – сказал Шленский. – Фактически – один. Послезавтра уже не в счет.
– У меня – в счет, – сказала Кузнецова. И добавила: – Я ведь после конкурса – обратно.
– Да-да, – буркнул Шленский.
– Но я еще не знаю… Роман Юрьевич предлагает контракт, – сказала Кузнецова. – Турне по Средиземному морю. С ним, вместе. Обещает помочь с работой.
– Вот и замечательно, – после паузы сказал Шленский.
– Соглашаться? – спросила она.
– Ну, я не знаю, – ответил он. – Как я могу решать за тебя? – И он с силой вкрутил окурок в ручку кресла.
Они помолчали.
– Дайте руку, – попросила она. Он послушно протянул ей руку. – Теплая…
– Так еще не помер, – пошутил Шленский.
– Не смейте так говорить! – Она прижала его ладонь к своей щеке.
– Лена…
– Молчите, – сказала она. – Не говорите ничего.
– Лена, вы страшный человек, – сказал Шленский.
– Ага, – ответила она, целуя его руку. – Очень. Я вампир…
– Ах ты, вампир нижнеудинский… – Шленский уже неудержимо гладил ее волосы, шею, плечи. – Ах ты…
Свет зажегся так же внезапно, как погас, и Шленский отпрянул от Лены.
– Лёнечка… – зажмурив глаза, попросила она, пытаясь удержать его руку.
– Тс-с! – шепотом прикрикнул он.
– Тамара! – крикнули за дверью. – Тамара, ключи от кинозала у тебя?
Загремело ведро.
– Вот черти, опять не сдали, – пожаловался голос. – Тамара, позвони Шмакову, у него дубликаты!
– Сейчас придут, – прошептал Шленский. – Господи, только этого не хватало!
– Ну и что? – сказала Кузнецова. – Ну и пускай придут.
Ничего на это не ответив, Шленский резво забрался на сцену и скрылся за экраном. Через несколько секунд оттуда раздался грохот отодвигаемых предметов.
Лена неподвижно сидела в зале. Наконец Шленский появился из-за экрана:
– Леночка, я нашел выход.
Кузнецова не двинулась с места.
– Скорее, Лена, – уже раздраженно поторопил Шленский. – Вы что, меня не слышите?
Кузнецова засмеялась.
