шкурные интересы выше народных тоже ставить не надо! Это деньги налогоплательщиков! И воровать их я не позволю!

Он завелся не на шутку.

— Володя! — раздраженно крикнул он Храповицкому. — Ты там объясни своему подчиненному, что можно, а что нельзя!

— Конечно, — кивнул Храповицкий, бросая на несчастного Дергачева такой взгляд, что даже мне стало не по себе.

Сев в автобус, губернатор еще продолжал сердиться и ворчать.

— Распустились, — сквозь зубы цедил он. — Только и думают, как свой карман набить.

Остальные сочувственно кивали головами.

— Откуда ты знаешь про кормораздатчик? — завистливо спросил я у Храповицкого.

— Литературу надо читать! — ответил он рассеянно. — Дергачева, придурка, уволю сразу по возвращении!

Следующим пунктом нашей программы был осмотр сыроварни, затем предполагался обед и выезд в поля для изучения ресурсосберегающих технологий.

Сыроварня располагалась неподалеку. Сначала нас долго держали возле чана, объясняя технологический процесс изготовления сыров, затем мы приступили к пробе продукции. После того как губернатор отведал с десяток различных сортов, к нему вернулось доброжелательное настроение. Он кивком головы отозвал нас с Храповицким в сторону.

— Так почем будем брать коров-то? — хитро поинтересовался он.

— Я думаю, тысяче по две, — осторожно предположил Храповицкий. И видя, что губернатор неодобрительно молчит, торопливо добавил. — С половиной.

— По две несерьезно, — вздохнув, укоризненно заметил губернатор. — Давай уж по три.

— Может, тогда уж по четыре? — почтительно подсказал Храповицкий.

— Не надо жадничать, — снисходительно возразил Лисецкий. — Лучше всегда соблюдать меру. По три с половиной — нормально.

Я хотел напомнить, что мы собирались не увеличивать закупочные цены, но сдержался.

— А на комбайнах тогда больше пятидесяти процентов накручивать не будем, — продолжал губернатор оживляясь. — Ну, максимум семьдесят! Лады?

Я заметил, что Дергачев делает издали нам с Храповицким какие-то знаки. После полученного от губернатора нагоняя, он боялся находиться в непосредственной близости от Лисецкого. Я извинился и отошел.

— Только что звонили из отеля, — возбужденно зашептал мне Дергачев. — Там какие-то проблемы с Мышонком. По телефону ничего не говорят! Нужно срочно возвращаться.

Я вернулся к Храповицкому и, улучив момент, передал ему сообщение. Тот нахмурился.

— Езжайте вдвоем, — решил он. — Только незаметно. Как все выясните, отзвоните мне.

Пока продолжалась дегустация, мы с помощью Хенриха договорились с одним из местных фермеров, который за небольшую мзду согласился подкинуть нас на своей машине до Амстердама. Все дорогу мы гадали, что именно мог натворить Мышонок за столь короткое время. Дергачев с присущим ему цинизмом уверял меня, что Мышонок попробовал заняться нелегальной проституцией, был схвачен на месте и теперь жестокосердная голландская полиция непременно направит его на исправительно-каторжные работы в квартал Красных фонарей и заставит обслуживать чернокожих моряков, причем бесплатно.

Едва мы вошли в отель, консьерж призывно замахал нам руками.

— Прошу прощения, но вас разыскивает полиция, — заговорщицки понижая голос, сообщил он по- английски. — Оставили телефон. Попросили связаться.

— Что я говорил! — торжествуя, хлопнул меня по плечу Дергачев. — Вот малолетки озверели!

— Это по поводу каритоноф, — пояснил консьерж.

— Каких каритонов? — не сразу догадался я.

— Да это Мышонка фамилия! — нетерпеливо пододвигая к себе телефон консьержа, отозвался Дергачев. — Харитонова. Я же ей номер заказывал.

В эту минуту его соединили, и он вступил в объяснение на английском языке. Когда он положил трубку и повернулся ко мне, на его лице было написано нескрываемое ликование.

— Конец Мышонку! — радостно доложил он. — Пыталась украсть из магазина женское белье. На сумму 217 гульденов. Идиотка! Документов у нее при себе нет. Сейчас находится в полиции. Умеет ваш губернатор находить себе достойных подружек! Ничего не скажешь! А еще орет, козел, на порядочных людей орет. Ты еще настоящих воров не видел! — злорадно прибавил он, заочно обращаясь к отсутствовавшему и ничего не подозревавшему Лисецкому. — Тебе их сегодня покажут! Ну что, давай Храповицкому звонить?

— Сначала попробуем обойтись своими силами, — ответил я, не разделяя его восторга.

Дергачев страдальчески закатил глаза. Он не хотел вызволять Мышонка. Он жаждал мщения.

Для начала мы вместе с наспех коррумпированным нами консьержем поднялись в номер губернатора и, перевернув там все вверх дном, нашли паспорт Мышонка. Потом, уже вооруженные документами, мы направились в полицию.

В полицейском участке нас с полчаса помариновали на входе, пока не появился нужный нам офицер, смуглый, арабской внешности парень, встретивший нас без всякой доброжелательности. Он провел нас по коридорам в какое-то большое помещение, где сидело несколько человек, в штатском и в форме. Здесь к нему добавилась раздраженная белесая женщина лет тридцати. Они и повели с нами нелюбезную беседу, больше похожую на допрос.

Нас долго и подозрительно пытали о цели нашего визита, составе делегации и о том, в каком качестве мы привезли с собой злополучного алчного Мышонка. Первый час я старался держать себя в руках и улыбаться, но понемногу начал закипать и отвечать резко.

— Может, им денег дать? — обратился я к Дергачеву по-русски.

— Даже не вздумай! — затряс он головой, зажмурив глаза. — У них с этим, знаешь, как строго! Чума! Еще и нас загребут за дачу взятки!

В конце концов, преодолев с помощью наших отчаянных усилий интернациональную полицейскую дубиноголовость, они согласились связаться с менеджерами магазина. В результате бесконечных телефонных торгов я убедился, что замечание Плохиша о том, что барыги повсюду одинаковы, не совсем лишено почвы. За 350 гульденов в магазине были готовы считать все происшедшее досадным недоразумением.

Дергачев, правда, бессердечно считал, что Мышонок не стоит таких денег, даже если любить его всем полицейским участком вскладчину. Он стенал, шипел и проклинал все на свете: Мышонка, Лисецкого, Храповицкого и почему-то вчерашних проституток, по вине которых он, Дергачев, и без того эксплуатируемый нами, стал беднее материально, не став богаче сексуально. Из деликатности он не упоминал моего имени. Но я чувствовал, что и меня он считает ответственным за обрушившиеся на его голову несчастья.

Поскольку в Амстердаме, с его узкими улочками, легче передвигаться на ногах, чем на колесах, мы бегом помчались в магазин, заплатили требуемую сумму и получили в обмен несколько пар разноцветных женских аксессуаров, которыми так некстати прельстилась подруга губернатора. Дергачев тщательно осмотрел белье и недоуменно развел руками.

— Вот дура! — сердито пробормотал он. — Москва такой дрянью завалена! Да я бы такие и даром не надел!

— Зря. Тебе бы пошли, — съехидничал я, окидывая взглядом его расхлябанную сутулую фигуру, тощую, но с намечавшимся животом.

С чеком об оплате мы вернулись в полицейский участок, где после подписания каких-то бумаг нам выдали с рук на руки рыдающего и помятого Мышонка, взяв с нас слово не оставлять ее впредь без присмотра. Надо отметить, что, просидев несколько часов в камере, в компании проституток и наркоманов,