дожимать.

— А вот это верно! — с готовностью одобрил Храповицкий.

Тема была закрыта. Мы поднялись и потянулись к двери.

— Останься! — услышал я за спиной резкую команду Храповицкого.

Я обернулся и убедился, что это адресовано мне.

Я вернулся и сел за стол совещаний, а Храповицкий остался за своим рабочим столом. Это означало, что он не собирается сокращать дистанцию.

— Почему ты сказал про Гозданкера? — требовательно осведомился он, подаваясь вперед. Его черные колючие глаза смотрели подозрительно.

Да, в интуиции ему было не отказать. Своим звериным чутьем он чувствовал, что в поездке между мной и Ефимом что-то произошло, но не понимал, что именно. Я, разумеется, не рассказывал ему о полученном предложении и не собирался. В этом было бы нечто от скрытого торга, который всегда казался мне недостойным.

Я, например, не люблю, когда мои женщины с гордостью повествуют мне о готовности других мужчин падать к их ногам. Не потому, что ревную, а потому, что, встречаясь с женщиной, я и без того подразумеваю, что нет в мире человека, который не отдал бы все, лишь бы оказаться на моем месте. Желая набить себе цену, они, напротив, понижают ее, поскольку все, что имеет цену, дешевле того, что бесценно.

Кроме того, мне впервые захотелось его проверить. Предсказание Ефима, сделанное в Амстердаме, не давало мне покоя. Сейчас Храповицкий ощущал себя полновластным хозяином моей судьбы. Мне было важно, чтобы свое решение он принял свободно, без всякого давления с моей стороны.

— Мне очень хотелось бы избежать войны с Гозданкером, — ответил я, спокойно выдерживая его взгляд. —Я не уверен, что некоторые из наших друзей не перебегут на другую сторону, если все закрутится всерьез.

— Ты подозреваешь кого-то конкретно? — живо откликнулся Храповицкий.

— Я исхожу из общих соображений, — уклонился я.

Конечно, я подозревал конкретно. И не одного человека. Но прямых доказательств у меня не было, а обвинять голословно я не хотел.

Храповицкий передвинул на столе бумаги и включил кнопку специального устройства, создававшего помехи прослушиванию.

— Я встречался с главным фээсбэшником области, — понизив голос, проговорил он. — Он предупредил меня, что налоговая полиция начнет нас трясти со дня на день. В этих условиях идти на уступки Гозданкеру означает показывать свою слабость. Не дождется!

Я вздохнул и пожал плечами, показывая, что подчиняюсь его решению, хотя и не согласен с ним.

— Какого хрена! — взорвался Храповицкий. — Неужели ты не мог, мать твою, поссориться с этим ублюдком Лисецким в другое время?!

— Володя, — терпеливо заговорил я. — Ты не хуже меня знаешь, что губернатор никогда не назначил бы меня руководить этим проектом. Он не допустил бы своей полной зависимости от* нас. Это же дважды два. Вся эта ссора была очередной театральной постановкой. Я давно его раздражал, он искал возможности укусить и бесился оттого, что ничего не может со мной сделать. Я не получаю от него денег и не ищу его ласк. И вот, наконец, ему представился повод. Может быть, вся сказка о моем назначении была всего лишь импровизацией. Должен признать, весьма талантливой. Потому что, если и на сей раз не удавалось задеть меня, то, по крайней мере, появлялся шанс стравить нас с тобой.

Храповицкий помолчал, обдумывая мои слова.

— Все равно ты не имел права так себя вести! — упрямо возразил он.

— Согласен, — кивнул я. —Я уже извинялся.

— Так почему все-таки Плохиш? — настойчиво повторил Храповицкий, меняя тему. — Почему не кто- то из чиновников? Родственников, на худой конец?

— Он давно хотел иметь под рукой человека, который будет решать его неформальные, скажем так, проблемы, — задумчиво сказал я.

— Ну и что?! — отмахнулся Храповицкий. — Плохиша он мог приблизить и без официального назначения. Мне кажется, тут есть одна засада. — Он потер подбородок. — Ты прав в том, что Лисецкий очень хитрый человек. Хитрее, чем даже мы иногда думаем. Ясно, что побоялся отдать проект целиком в наши руки. И Плохиша он выбрал неспроста. Он надеется, что Плохиш, почуяв бабки, сразу переметнется от нас к Лисецкому. И начнет ревностно доказывать свою преданность. Понимаешь, о чем я говорю? В нашей войне с Гозданкером Плохиш станет третьей силой. А если нужно будет, то выступит и против нас. Другие на это не решатся!

— Ты полагаешь, что Плохиш решится спорить с тобой? — спросил я скептически.

— Даже не сомневаюсь! — убежденно ответил Храповицкий. — Это сейчас он — никто. Мелкий хулиган. А получив крупную чиновничью должность, колоссальное государственное финансирование, да еще имея за спиной бандитов, он быстро переменится. Та еще тварь! Через год это уже будет не Плохиш, а главарь мафии!

— На Плохиша тоже есть управа, — заметил я.

— Это какая же? — поднял брови Храповицкий.

— Ильич, — ответил я коротко.

— Ильич получает от Плохиша деньги! Каким образом ты собираешься давить на Плохиша через Ильича?

— Азотный комбинат, — напомнил я. —У коммерсантов Ильича там есть акции. Если мы собираемся вытащить эту шарагу из долгов и будем при этом честно рассчитываться по будущим прибылям с Ильичом, то у нас появляется не зависящая от Плохиша территория для сближения с его боссом. Плохиш его боится, и мы получим дополнительный рычаг влияния.

Храповицкий одобрительно кивнул, показывая, что, вопреки его ожиданиям, за две недели я не разучился работать головой. Хотя в разлуке с ним и был лишен возможности тренировать этот важный орган.

— Только всю эту муть я возложу на тебя! — сказал он. — Я не собираюсь сам встречаться с Ильичом. А с Плохишом нам все равно придется делиться, — ворчливо заключил он. — Тут уж никуда не денешься.

— Кстати, Плохиш уже знает о своем назначении?

— Нет. Егорка хочет сообщить ему об этом в торжественной обстановке.

— Тогда опереди его. Вызови к себе Плохиша и скажи, что добиваешься для него этой должности. И что пока все продвигается очень трудно. Плохишовскую натуру это, конечно, не изменит, но хотя бы на какое-то время подействует.

— До этого я бы и без тебя додумался! — хмыкнул Храповицкий.

После обеда ко мне вошла мой секретарь.

— К вам господин Бомбилин, — объявила она. — Вы его ждете?

— Вообще-то нет, — признался я, удивленный. — Но раз уж он приехал из другого города…

Она замялась.

— Мне кажется, он не совсем, как бы это сказать, трезвый, — смущенно проговорила она.

— Зови, — коротко ответил я.

Я не стал ей объяснять, что Бомбилин принадлежал к тому типу людей, которые, и будучи трезвыми, ведут себя как пьяные. У меня было мерзкое настроение, и его требовалось на ком-то сорвать. Бомбилин