— О! — Кэтрин постеснялась признаться, что она пошутила. «Не надо мне этого делать при нем», — подумала она.

— Грища довольно крут, — заметил инструктор. — Лучше начать с Корвиглия Стэндард Маргунс, чтоб разогреться, мистер Рейнольдс.

— Неплохая мысль. Я так и сделаю. Кэтрин, встретимся в гостинице и пойдем обедать.

— Договорились.

Рейнольдс помахал рукой и ушел. — Желаю хорошо провести время, крикнула ему вслед Кэтрин. — Не забывай писать письма.

— Что же, — сказал инструктор, — пора браться за дело.

К удивлению Кэтрин, ей понравилось заниматься. Сначала она нервничала. Казалась себе неуклюжей, двигалась неловко.

— Немного наклонитесь. Концы лыж должны смотреть вперед.

— Скажите это им. У них что-то свое на уме, — заявила Кэтрин.

— У вас неплохо получается. Теперь поехали вниз. Согните ноги в коленях. Добейтесь равновесия. Поехали!

Кэтрин упала.

— Еще раз. У вас прекрасно получается.

Она снова упала. И еще раз. И вдруг она обрела его, это самое чувство равновесия. Как будто у нее выросли крылья. Она поехала вниз по склону, и сердце ее замерло от восторга. Казалось, она летит. Ей нравился хруст снега под лыжами и ветер, бьющий в лицо.

— Замечательно! — воскликнула она. — Неудивительно, что люди привыкают к лыжам, как к наркотикам. А когда мы перейдем на склон побольше?

Инструктор рассмеялся:

— Сегодня останемся здесь. А уж завтра — на Олимпийские игры.

Это было чудесное утро.

Когда Кирк Рейнольдс вернулся с лыжной прогулки, она уже ждала его в гриль-баре. Кирк был оживлен, щеки покраснели от мороза. Он подошел к столику Кэтрин и сел.

— Ну как? — спросил он.

— Потрясающе. Ничего важного я себе не сломала. И упала только шесть раз. И знаешь, — заявила она с гордостью, — к концу урока у меня уже неплохо получалось. Тренер, вероятнее всего, заявит меня на участие в Олимпийских играх.

Рейнольдс улыбнулся:

— Замечательно. — Он стал было рассказывать Кэтрин о своем звонке Питеру Демонидесу, но в последний момент передумал, не желая вновь ее расстраивать.

После обеда они долго гуляли по заснеженным улицам, изредка заглядывая в маленькие магазинчики. Кэтрин почувствовала, что устала.

— Наверное, мне стоит вернуться в номер, — сказала она, — и немного вздремнуть.

— Хорошая мысль. Здесь довольно разреженный воздух, и пока не привыкнешь, быстро устаешь.

— А ты что будешь делать, Кирк?

Он посмотрел на дальний склон:

— Наверное, съеду все же по Грище. Я раньше там не ездил. Хочется попробовать.

Кэтрин взяла его за руку:

— Кирк, насчет вчерашнего вечера. Мне очень жаль. Я… Я постараюсь исправиться.

— Забудь об этом. Пойди в гостиницу и поспи.

— Уже иду.

Кэтрин смотрела ему вслед: «Он просто замечательный. Не понимаю, что он нашел в такой идиотке, как я?»

Кэтрин хорошо выспалась и никаких снов не видела. Когда она проснулась, было уже почти шесть часов. Скоро должен был вернуться Кирк. Кэтрин приняла душ и оделась, все время думая о том, что ждет ее вечером. «Нет, не вечером, — призналась она самой себе, — ночью. Сделаю все, чтобы ему было хорошо».

Она подошла к окну. Начинало темнеть. «Кирк, наверное, увлекся, подумала Кэтрин. Она взглянула на крутой склон в отдалении. — Это и есть Грища? Интересно, я смогу когда-нибудь съехать оттуда?»

В семь часов Кирка все еще не было. На улице совсем стемнело. «Не может же он ездить на лыжах в темноте, — рассуждала Кэтрин. — Готова поспорить, что он зашел в бар, чтобы выпить.»

Она уже направилась к двери, как зазвонил телефон.

Кэтрин улыбнулась. «Я была права. Он звонит, чтобы предложить мне присоединиться к нему в баре».

Она сняла трубку и весело спросила:

— Ну что, встретил снежного человека?

Незнакомый голос произнес:

— Миссис Рейнольдс?

Она совсем уж было собралась ответить отрицательно, но вовремя вспомнила, как Кирк записал их у дежурного.

— Да. Миссис Рейнольдс у телефона.

— Боюсь, у меня для вас дурные новости, миссис Рейнольдс. С вашим мужем произошел несчастный случай.

— О, нет! Это… серьезно?

— Боюсь, что да.

— Я сейчас приду. Где…

— Мне очень жаль, но он… он мертв, миссис Рейнольдс. Он спускался с горы и сломал себе шею.

Тони Риццоли смотрел, как она голая выходила из ванной, и думал: «Почему у гречанок такие большие задницы?»

Она скользнула к нему в постель, обняла и прошептала:

— Я рада, что ты выбрал меня, poulaki. Я тебя сразу захотела, как только увидела.

Тони Риццоли едва удержался, чтобы громко не расхохотаться. Эта сучка, видать, насмотрелась порнофильмов. — Конечно, — сказал он. — Я тоже, детка.

Он прихватил ее в «Ньюйоркере», сомнительном ночном клубе на улице Каллари, где она работала певичкой. Она была тем самым, что греки презрительно называют davyeezee skilo, или «тявкающая собака». Ни у одной из девиц, работающих в этом клубе, не было таланта, во всяком случае вокального, но за определенную мзду любую из них можно было увезти домой. Эту звали Хелена, она была довольно хорошенькая, с темными глазами, чувственным лицом и зрелым телом. Ей было двадцать четыре, и на вкус Тони Риццоли она была старовата, но он никого в Афинах не знал, так что выбирать было не из чего.

— Я тебе нравлюсь? — игриво спросила Хелена.

— Ага. Я с ума по тебе схожу.

Он принялся ласкать ее грудь и, почувствовав, как затвердели соски, ущипнул ее.

— Ой!

— Давай двигай вниз, детка.

— Я этим не занимаюсь.

Риццоли уставился на нее:

— В самом деле?