В то лето, когда Кэтрин исполнилось пятнадцать лет, ей попалась книга Мэри Бейкер Эдди «Наука и здоровье», и целые две недели Кэтрин по часу проводила перед зеркалом, добиваясь, чтобы ее отражение в нем стало красивым. К концу этого срока единственными изменениями в ее внешности, которые она сумела обнаружить, стали новые угри на подбородке и прыщ на лбу. С тех пор она перестала есть сладости, читать Мэри Бейкер Эдди и смотреться в зеркало.
Вместе с семьей Кэтрин вернулась в Чикаго и поселилась в небольшой мрачной квартире на северной стороне в Роджерс-парке, где квартирная плата была низкой. Страна все глубже увязала в экономическом кризисе. Отец Кэтрин работал все меньше, а пил все больше. Родители постоянно ругались, обвиняя друг друга во всех смертных грехах. Это заставляло Кэтрин уходить из дома. Обычно в таких случаях она отправлялась на пляж и одна гуляла по берегу, где под действием свежего ветра ее худенькое тельце обретало крылья. Часами смотрела она на беспокойное серое озеро, и сердце ее переполнялось каким-то смутным желанием, которому она не могла подобрать названия. Ей так отчаянно хотелось чего-то, что временами на нее накатывала волна невыносимой боли.
Кэтрин открыла для себя Томаса Вулфа; в его книгах, как в зеркале, отражалась та болезненная, но сладостная тоска, которая охватывала ее, но это была тоска по будущему, чему-то, что еще не наступило, как будто когда-то где-то Кэтрин прожила замечательную жизнь, и ей не терпелось прожить ее вновь. У нее начались регулы, но, превращаясь в женщину физически, она знала, что ее запросы, желания, эта острая жажда чего-то вовсе не были физиологической потребностью и не имели ничего общего с половым чувством. Ее охватило непреодолимое желание добиться признания, подняться над миллиардами людей, заполнивших землю, чтобы все узнали ее, чтобы, когда она проходила мимо, говорили: «Смотрите, это Кэтрин Александер, великая...» Великая
Когда Кэтрин училась в последнем классе средней школы, ее заклятый враг – зеркало вдруг превратилось в друга. Смотрясь в него, Кэтрин видела перед собой девушку с живым и интересным лицом. У нее были черные как смоль волосы и мягкая, белоснежная кожа. Лицо приобрело правильные и тонкие черты, рот стал красивым и чувственным, а большие серые глаза светились умом. Она отличалась хорошей фигурой с высокой и хорошо развитой грудью, изящным изгибом бедер и стройными ногами. В ее зеркальном отражении чувствовалась какая-то отчужденность, которой, как казалось Кэтрин, у нее самой не было, как будто в зеркале присутствовало нечто такое, чем настоящая Кэтрин не обладала. Она решила, что это просто часть того самого защитного панциря, который она привыкла носить.
Экономический кризис все крепче зажимал страну в тиски. Отец Кэтрин без конца ввязывался в какие-то грандиозные затеи, из которых ничего путного не выходило. Он постоянно витал в облаках, изобретая нечто такое, что принесло бы ему миллионы долларов. Он придумал подъемное устройство, помещающееся над колесом автомобиля и приводимое в действие нажатием кнопки на щитке управления. Ни один из производителей автомобилей не проявил интереса к его изобретению. Тогда он разработал вращающуюся электрическую вывеску для объявлений, которую можно поместить в торговом зале. Однако дело не пошло дальше нескольких весьма обнадеживающих совещаний с владельцами магазинов.
Он занял деньги у своего младшего брата Ральфа, проживавшего в Омахе, и решил создать передвижку для ремонта обуви, которая обслуживала бы всю округу. Отец часами обсуждал свой план с Кэтрин и женой.
– Ведь это верное дело, – убеждал он их. – Только представьте себе, сапожник сам приходит к вам! Никто этого раньше не делал. Сейчас у меня всего одна передвижка, так? Если я заработаю на ней хотя бы двадцать долларов в день, то в неделю это будет сто двадцать долларов. Две передвижки принесут нам двести сорок долларов в неделю. Через год у меня уже будет двадцать грузовиков по ремонту обуви. Тогда доход составит две тысячи четыреста долларов в неделю. Сто двадцать пять тысяч в год. И это только начало...
Через пару месяцев и сапожник, и грузовик исчезли. Пришел конец еще одной мечте.
Кэтрин надеялась, что ей удастся поступить в Северо-Западный университет. Она была лучшей ученицей в классе, но, даже получив стипендию, не сможет прожить на нее. Кэтрин знала, что настанет день, когда ей придется оставить учебу и пойти работать, устроиться, например, куда-нибудь секретаршей. Но она всегда была уверена, что никогда не откажется от заветной мечты, которая наполняла всю ее жизнь таким богатым и прекрасным содержанием. Однако девушка не представляла себе, что же это за мечта, в чем она. Оттого-то все и казалось невыносимо печальным и ненужным. Кэтрин решила, что, по всей вероятности, для нее наступила пора юности. Что бы там ни было, это так ужасно.
Двое мальчиков считали, что влюблены в Кэтрин. Одного из них звали Тони Корман. Со временем он собирался поступить на работу в юридическую фирму своего отца. Тони был на добрых тридцать сантиметров ниже Кэтрин; в нем неприятно поражали нездоровая кожа, одутловатое лицо и близорукие бесцветные глаза, которые смотрели на Кэтрин с обожанием. Второго звали Дин Макдермотт. Он был толст и застенчив. Ему хотелось стать зубным врачом. Конечно, был еще и Рон Питерсон. Все знали, что это важная птица. Рон был футбольной звездой школы и не скрывал своих намерении поступить в колледж, получив стипендию за спортивные успехи. Он был высокого роста, широк в плечах, выглядел как актер, пользующийся огромной популярностью у женщин, и сделался любимцем школы. Единственное, что мешало Кэтрин немедленно обручиться с Роном, было то, что он попросту не подозревал о ее существовании. Каждый раз, когда она проходила мимо него в коридоре школы, сердце ее начинало бешено биться. Она отчаянно пыталась придумать какую-нибудь умную и пикантную фразу, услышав которую Рон пригласил бы ее на свидание. Однако стоило Кэтрин приблизиться к нему, ее тут же охватывало оцепенение, и они молча расходились в разные стороны. Как «Куин Мэри» и жалкая плоскодонка, думала Кэтрин, теряя всякую надежду.
Обострилась финансовая проблема. Семья Кэтрин уже три месяца не платила за квартиру, и их не выселили только потому, что хозяйка была очарована отцом Кэтрин и восхищалась его грандиозными планами и изобретениями. Теперь Кэтрин слушала отца с глубокой грустью. Он был по- прежнему весел и с оптимизмом смотрел в будущее, но ей не только резал глаз его потрепанный внешний вид, она научилась читать у него в душе. Удивительное и беззаботное очарование, с которым он всегда брался за дело, воодушевляя окружающих своим энтузиазмом, ушло безвозвратно. Сейчас он напоминал Кэтрин маленького мальчика в обличье мужчины средних лет, рассказывающего невероятные истории о светлом будущем, чтобы спрятать за ними позор своих прошлых неудач. Неоднократно она наблюдала, как он приглашал с десяток людей на обед в ресторан, а затем с веселым видом отводил одного из гостей в сторону и занимал у него деньги, чтобы оплатить счет за обед, включая, разумеется, и щедрые чаевые. Обязательно щедрые, потому что ему нужно было поддерживать репутацию. Однако, видя всю несерьезность его поведения и зная, каким безответственным и равнодушным к ней он был как отец, Кэтрин все-таки любила этого человека. Ей нравилось, что в мире мрачных, угрюмых людей он проявлял такой энтузиазм и излучал столь яркий свет. Он обладал этим бесценным даром и охотно делился им с окружающими.
В конце концов, рассуждала Кэтрин, со своими прекрасными мечтами, которые никогда не сбываются, он гораздо лучше матери, испытывающей страх перед всякой мечтой.
В апреле мать умерла от сердечного приступа. Кэтрин впервые столкнулась со смертью. Их небольшая квартира заполнилась друзьями и соседями, пришедшими выразить родственникам свои соболезнования. Сочувствовавшие шепотом произносили неискренние благочестивые фразы, как это всегда бывает, когда у кого-то в семье происходит несчастье.
Смерть высосала из матери все соки, лишила ее каких бы то ни было признаков жизни и превратила во что-то крохотное и высохшее. А может быть, именно жизнь низвела ее до такого состояния, подумала Кэтрин. Она пыталась вспомнить хоть что-нибудь общее, что связывало их при жизни матери, те случаи, когда они вместе смеялись над чем-то, поверяли друг другу свои сокровенные тайны. Однако как она ни старалась, в ее воспоминаниях оставалось место лишь для отца, энергичного и веселого. Ей казалось, что жизнь матери была всего-навсего слабой тенью, исчезнувшей в солнечном свете памяти. Кэтрин смотрела
