Было холодное, ясное февральское утро, когда Роза покинула наконец стены Толбот-хауза. Опираясь на руку Франклина и обняв сына, она прошла сквозь фалангу полицейских к своему лимузину модели «Серебряный призрак». Им предстояла поездка к собору Святого Патрика.
– Мама, а отец теперь с ангелами? – спросил Стивен тихо и серьезно.
Роза сжала его руку. Долгие дни Стивен окружал себя стеной молчания. Потом вдруг, словно по волшебству, начал разговаривать и очень скоро стал вести себя совершенно нормально. Роза была вне себя от радости, но врачи не теряли бдительности.
– Да, милый, он с ангелами, – сказала Роза. – Как ты себя чувствуешь? Хорошо?
Стивен кивнул.
– Ты ведь его любила, правда, мама? У Розы комок подступил к горлу.
– Конечно, милый, любила.
Стивен смотрел прямо перед собой. С тех пор как умер отец, он начал чувствовать в себе что-то новое. Он не мог бы ответить, как и почему это происходило, но что-то менялось в его душе. Сначала, когда доктора задавали ему свои дурацкие вопросы, он отказывался отвечать. Но, сообразив, что от этого они станут только настойчивее, он начал говорить и вскоре усвоил, что они хотят от него услышать. Стивен считал скучными вопросы врачей: любил ли он отца, что они вместе с ним делали, были ли счастливы его родители. Но он давал обстоятельные ответы, отметив, что чем больше он говорит, тем более довольными становятся доктора и все более редкими их посещения.
Так Стивен понял, насколько доверчивы взрослые. Каждый раз, когда он дурачил докторов или мать, он ощущал в себе гигантскую силу, с помощью которой, казалось ему, можно добиться всего. Сейчас Стивен должен был заставить мать поверить, что сказанное им тогда не было правдой. Она никогда не должна догадаться, как сильно он ее ненавидит.
– Ты правда хорошо себя чувствуешь, милый? – спросила Роза, когда автомобиль подъехал к собору.
Стивен посмотрел на нее и улыбнулся.
– Да, мама.
Роза облегченно вздохнула. Она так гордилась сыном. В своем новом костюмчике, с прямым пробором в черных волосах и устремленным вперед взглядом он был больше похож на маленького мужчину, чем на ребенка. Глядя на него, Роза была убеждена, что Стивен – это воплощение прошлого и будущего, Иосафата Джефферсона и того мужчины, которому она когда-нибудь оставит в наследство могущественную империю. Ее сын будет достоин всего, что она ради него совершила.
Поминальная служба была недолгой. Когда она закончилась, Роза приняла соболезнования от Четырехсот Семейств Нью-Йорка, финансистов и высших чинов правительства. Она выдержала давление молчаливой враждебности, исходящей от родственников Саймона, и вздохнула свободно, когда катафалк вместе со свитой конных экипажей наконец исчез из виду, проехав по Пятой авеню. В соответствии с заключенным между Розой и Толботами соглашением прах Саймона не должен был покоиться в Дьюнскрэге. Толботы увезли своего сына домой, на Юг.
– Роза, пора идти.
Роза подняла голову: над ней возвышалась фигура Монка Мак-Куина. Широкое лицо его было печальным. Она крепко сжала его руку и прошептала:
– Спасибо.
Ведя Стивена перед собой, Роза шла рядом с братом и Монком. У машины она обернулась к Франклину.
– Ты отвезешь Стивена домой?
– Конечно, но…
Роза положила руку ему на плечо.
– Мне нужно ехать в офис.
Франклин не мог скрыть удивления и уже готов был возразить, но поймал предупреждающий взгляд Монка.
– Я отвезу тебя на Бродвей, – сказал Мак-Куин.
Поскольку большинство служащих получили выходной, чтобы присутствовать на поминальной службе, офис «Глобал Энтерпрайсиз» был почти пуст. Но Хью О'Нил и Эрик Голлант, покинувшие собор раньше, были уже на месте. С ним был еще один человек – Исайя Фиппс, личный адвокат Саймона.
– Здравствуйте, Исайя, спасибо, что пришли, – сказала Роза.
Адвокат, седеющий человек в черной визитке, лишь холодно улыбнулся ей в ответ.
– Саймон был хорошим другом, – сказал он. – Мне будет не хватать его.
«Если он был таким хорошим другом, почему ты позволил ему рисковать делом всей его жизни?» Однако вместе этого Роза сказала:
– Можно ли быть уверенной, что больше не последует никаких неожиданностей?
– Завещание Саймона вполне однозначно. За исключением некоторых владений, переходящих к Стивену и другим наследникам, вам остается Толбот-хауз. Поскольку железные дороги для нас потеряны, больше не о чем и говорить.
– Не согласна с вами, Исайя. Есть еще претензия Пола Миллера на мои акции. Что нам с этим делать?
– Лично я ничего не могу предпринять, – ответил Фиппс. – Это было решено Саймоном и Полом Миллером.
