Ах ты растяпа, сукин сын, прохвост!
Ведь я тебе велел встречать нас в парке
И всех этих мерзавцев привести.
У Натаниэля не готова куртка,
Разлезлись башмаки у Габриэля,
А Питер не успел покрасить шляпу,
Кинжал Уолтера еще в починке.
Лишь Ралф, Адам и Грегори одеты,
А остальные босы и в отрепьях,
Но даже в этом виде все пришли.
Ступайте, дурни! Подавайте ужин. —
'Где ты, жизнь моя былая,
Где…' — Кет, добро пожаловать, садись.
Ух-ха-ха-ха!
Мой милый котик, будь повеселее. —
Тащите сапоги с меня, мерзавцы!
'Жил монах, молился богу,
Раз он вышел на дорогу…'41 —
Прочь, ротозей! Ты ногу оторвал мне.
Вот, получай!
Не оторвешь другую! —
Развеселись же, Кет! — Эй, дайте воду! —
А где мой пес Троил? — Беги, болван,
Да позови кузена Фердинанда. —
Ты, Кет, должна поцеловаться с ним. —
Где туфли? Ну, дождусь ли я воды?
Помойся, котик, сделай одолженье.
Ах, сукин сын, еще ронять ты вздумал!
Ну, успокойтесь. Он ведь не нарочно.
Пес, олух, вислоухая каналья! —
Садись же, Кет. Ты голодна, конечно.
Прочтешь молитву, или мне читать? —
Барашек это?
Да.
Кто подал?
Я.
Он подгорел. Все начисто сгорело.
Ну что за псы! А где мошенник-повар?
Как смели вы из кухни принести
И мне подать к столу такую мерзость?
Долой ножи, тарелки, — все убрать!
Лентяи! Бестолковые рабы!
Еще ворчите? Я вам покажу!
Супруг мой, я прошу вас, не волнуйтесь.
Вам показалось, мясо не плохое.
Кет, я сказал — жаркое подгорело.
Нельзя такое есть. От этих блюд
Желчь разливается, рождая злобу.
Уж лучше попоститься нам сегодня,
Чем пережаренное мясо есть:
У нас с тобой и так довольно желчи.
Ну, потерпи! Мы утром все исправим.
А ночью попостимся за компанию.
