Откуда тянет запах серы?

И снова кружат дум химеры,

И веки – тяжелей свинца.

Увяла в Болдине трава,

Листва осенняя сгорела,

И, льдом отрезав дух от тела,

Зима, ты, кажется, права?

Что мне осталось? Побелеть,

Пустив за верею порошу,

И лишь оставленную ношу

Судеб любимых женщин петь?

Дыханье смрадное в ночи…

Но языки капелей сахар

Снегов слизнут. Поставь без страха

На подоконник три свечи.

Гляди в туманное кольцо

На Святки, гульбища, коляды

И жди. Из северного ада

Проглянет вешнее лицо!

И разомкнет Господь уста,

И разомкнутся реки к устью,

И вновь потянутся над Русью

Стрижи в заветные места.

И грянет первый гром вдали,

И промелькнет в прогале вербы

Весна с глазами Натали

И с нежной поступью Эвтерпы.

Те женщины приходят по ночам

Из прошлой жизни, из минувшей дали.

Их покрывают звездные вуали,

Струятся плащаницы по плечам.

Они из той загадочной страны,

Которую покинул ты однажды,

Не утолив с тех пор тоски и жажды.

На волчье притяжение луны

Спеша, не пощадив кровавых ног,

Приняв межу за торную дорогу

И ощущая в сердце понемногу

Стальной зари расплавленный клинок.

Но речка заповедная текла,

И роща заповедная алела,

И женщина заветная летела,

Чтоб бабочкой стучать в проем стекла.

Чтоб, поднимая бесприютный взор,

Услышав звон призывного набата,

Ты протянул к ней руки виновато,

Зрачки в зрачки уставивши в упор.

По щиколотку в травах босиком

Та женщина звала тебя обратно

В былую юность, где любилось жадно

И пахли губы теплым молоком.

Пусть женщины приходят на порог

Из прошлого на позднее свиданье,

Чтоб было не напрасным ожиданье

Святой любви.

И да хранит их Бог!

Я знаю – умчатся пернатые орды,

Затихнет листвы карусели круженье.

И будут простуженно плакать аккорды

Случайные в празднике странном

рожденья

Осенней любви, что нежна и сурова.

Она называется именем дивным.

И ты воплотишься в преддверье Покрова

Последним негаданно хлынувшим ливнем.

Потом простучишь по арбатской

брусчатке,

Спускаясь навстречу заката пожару.

Здесь Пушкин у двери заветной

перчатки

И трость подавал пожилому швейцару.

И здесь, где сошлись все пути и распутья,

Был к месту твой голос и смех

серебристый.

Чернели ограды чугунные прутья,

И пили пылающий пунш декабристы.

Я шел к тебе, буквы слагая и знаки.

Я нес тебе храм из словес на ладони.

И мне доверяли, не лая, собаки,

И следом бежали крылатые кони.

И это пребудет со мною отныне,

А если случится разлука-остуда,

И в теплых глазах твоих выпадет иней,

И кончится зазимком осени чудо —

Я знаю, что жизнь не закончится прежде,

Чем будут написаны светлые строки

О поздней любви, о последней надежде,

О той, без которой сердца одиноки.