Мечется его бездомная душа. Памятью о царевиче станет место захоронения невинного отрока под его именем. Тогда его ангелы слетятся сюда, дабы принести его матери утешение. Затевали мы вместе с тобой углицкое дело, нам его и завершать. Я велю подать тебе возок, чтоб и ты выехала навстречу Филарету...
— Говорил бы прямо! Не Филарета встречать, а опять ложь привечать! Воля твоя, Василий, братьев своих жалеючи выйду, но ко гробу не подойду.
— И не надобно! Не надобно! — возрадовался Шуйский. — Ко гробу пойдут жаждущие исцеления.
3-го июня, с рассвета потянулись толпы на Троицкую дорогу к селу Тайнинскому, где назначена была встреча мощей невинно убиенного царевича Дмитрия. Стечение народа не меньшее, чем при встрече Расстриги с царицей Марфой. Иные говорили :
— Царица встречала сперва живого сына, а ныне встречает мощи умершего...
Язык развязывался не у каждого. Шли молча. В молчании толпы таилась угроза.
Маржерет со своими иноземцами посмеивался.
— Что паписты, что православные равно обманом повязаны. Своей волей подменяют Божью волю. Москалей мы, конечно, разгоним ежели взбунтуются, а вот царь их нынешний на том веру к себе потеряет.
До ворот из Китай-города Шуйский ехал в возке, за Сретенскими воротами его ожидало духовенство во главе с новгородским владыкой Исидором. Шуйский пересел на коня, духовенство шествовало за ним пеши. Конь шел шагом в плотном окружении наемников. Стрельцы стояли на обочинах дороги. Толпы встречающих шли как бы в живой ограде. Шествие провожал неумолчный звон колоколов на всех московских звонницах. К полудню дошли до Тайнинского. Не многое время спустя прискакали вестовщики.
— Идут! Идут!
Открылись хоругви, за ними и шествие. У подводы с гробом, не спеша шли Филарет, Воротынский, Шереметев, архимандриты, архиепископ, с ними и келарь Троицкой обители Авраамий Палицын.
Сошлись встречавшие и прибывшие. За спиной Шуйского и бояр теснились увечные, жаждущие исцеления. Многие взобрались на ограды, на крыши изб, на деревья, как когда-то здесь же, при встрече царицы Марфы с царем Дмитрием.
Тогда — обман, а ныне?
Монахи сняли крышку с гроба. Ждали чуда. В полной тишине люди затаили дыхание.Ни шороха, ни вздоха. Вдруг не так –то громко, но далеко слышно, раздался голос Марфы :
— А орешки-то откуда взялись?
Она тут же умолкла, но уже помчалось по толпе :
— Орешки-то откуда?
Эти слова перекатывались из конца в конец по толпам, а уже начались исцеления тех увечных, что поротиснулись к подводе с гробом. Один за другим увечные, коснувшись гроба, восклицали :
— Исцелен! Исцелен!
Во славу постаралась Екатерина Григорьевна.
Хромой, что приковылял на костылях, коснулся гроба, сделал шаг, еще шаг и возопил :
— Исцелен! Исцелен!
Тут его и окликнули из толпы :
— Крапива, а ну попляши! Ох, и плясать он горазд!
И еще возглас :
— А ну, Крапива, пройдись колесом!
Исцеленный, коего окликали Крапивой, попятился, попытался ускользнуть в толпу, но ему преградили дорогу.
— Братцы, — раздался возглас. — Так это ж наш скоморох! Люди, так то ж обман!
По толпе прокатился стон, переходящий в рев. Из толпы взметнулись камни. Воротынский успел пригнуться, Филарета камень сбил с ног. Разбегались увечные, получившее исцеление. Да, куда же убежишь ? Их избивали, топтали ногами, Камни летели и в царя.
Маржерет обнажил шпагу. Сделал ею знак, и иноземцы в доспехах, окружили царя и подводу с гробом. Алебарды опустились перед толпой сверкающей опояской. Послужили и стрельцы. Громыхнул залп из пищалей. Толпа попятилась, давя друг друга, люди побежали кто куда мог.
Поезд с мощами вошел на опустевшие московские улицы, и под охраной иноземных наемников прошествовал в Архангельский собор.
Шуйский ловил на себе насмешливые взгляды царицы Марфы. С Филаретом пришлось объясняться. Начал Шуйский :
— Вижу, спешишь мне сказать! Не спешил бы!
Филарет отвечал:
— Одуматься бы мне ранее! Не ходить бы в Углич. Ты стоял в церкви святого Спаса у гроба отрока. Разве ты видел, Василий, у него в руках орешки?
Шуйский нахмурился. Пора было оказать себя государем.
— Ныне оставим говорить о том, что было, надобно говорить о том, что будет. Нетленные мощи царевича Дмитрия будут совершать чудеса исцеления, а тебе бы, ростовский митрополит, пребывать в Ростове, а не в Москве. Ты привез в Москву нетленные мощи, а не я, сие уйдет навеки с твоим именем и твоим родом.
Молчанов добрался до Самбора. Пока раздумывал, как ему пробраться в королевский дворец, который занимало семейство Мнишек, Ядвига Тарло сама его призвала, узнав, что в Самбор явился какой-то москаль.
Посылая Молчанова в Самбор, Шаховской наказывал говорить, что царь Дмитрий остался жив и скрывается, никому не признаваться,что сие выдумка. И добавил:
— Гляди, коли признаешь, что царь Дмитрий убит, сам себя тем убьешь!
И без поучений Молчанов знал, раз солгавши, отступать от лжи гибельно. Первый спрос у Ядвиги Тарло не о царе Дмитрии, а о князе Юрии Мнишек и о падчерице Марине. Здесь ложь не надобна, но и сказать нечего. Молчанов ничего не знал о том, что произошло с польскими гостями. Расспрашивала Ядвига Тарло в присутсмтвии нескольких панов и ксендзов. Наступил и последний спрос:
— А теперь расскажи нам о царе Дмитрии,— предложила Ядвига. — Одни говорят убит, другие уверяют, что спасся. Ты сказал, что бежал вместе с ним. Почему ты, а не кто–либо другой?
— Кто выскользнул от убийц, те и бежали. С нами князь Шаховской, да еще и толмач жидовин Богданка. Он от нас в дороге отбился. Шаховской в Путивле собирает войско для царя Дмитрия.
— Почему же царь Дмитрий не явился в Самбор?
— Про Самбор не поминал, потому, как у царя с королем неурядица.
— Где же ныне царь Дмитрий?
Настала пора Молчанову усмехнуться.
— Плохо у вас думают о царе Дмитрии. Коли из-под ножа ушел, от убийц спасся, так не для того, чтобы каждый знал, где спасается. Царь Дмитрий знает, где ему искать Шаховского, знает и как меня найти, а мы с Шаховским того не ведаем.
Кто-то из панов одобрительно заметил:
— Он с молоду умел скрываться.
Молчанова понесло:
— В дороге, когда мы шли к Путивлю, царь Дмитрий говаривал, что объявится, когда люди сами позовут его на царство, изгнав Шуйского
Все тот же пан спросил:
— Думаешь ли ты, что это когда — нибудь случится?
— Не миновать тому случиться! — с уверенностью ответил Молчанов.