Дом, в котором я жил в то время, стоял в узком, темном переулке. В нем ютилось четырнадцать- пятнадцать семей. Не знаю, из каких соображений, еще задолго до моего переезда туда середина переулка была превращена в огромную свалку, куда каждое утро, как по уговору, соседи выносили ведра с мусором и помоями.

Мусорщик нашего квартала также облюбовал это место и ежедневно опорожнял там свою тачку.

— Почему вы высыпаете мусор прямо посередине переулка? — спрашивал я у соседей.

— Все высыпают, вот и мы высыпаем! — отвечали они.

— Почему всю дрянь из других кварталов вы сваливаете к нам? — спрашивал я у мусорщика.

— Согласно инструкции. Нас обязывают свозить все отбросы в одно место, откуда их затем увозит муниципальная машина.

Я отправился в муниципалитет.

— Наш переулок превратился в настоящую клоаку, — объяснил я там. — Здоровью и жизни людей грозит серьезная опасность. Распорядитесь, чтобы эту свалку убрали, и запретите в дальнейшем выбрасывать туда мусор.

— У нас существует строгий порядок, — ответили мне, — и будьте добры не заниматься самоуправством. Мусорная куча может быть убрана только после того, как в газете будет трижды помещено объявление о ее продаже. Затем она поступает в собственность того, кто больше даст, и это лицо принимает необходимые меры для ее вывоза.

Мне стало не по себе, и я сказал:

— Ну, по крайней мере, пока не напечатано ваше объявление, сделайте так, чтобы куча не увеличивалась.

— Мы не имеем права уменьшать доходы государства, — ответили мне.

Я ушел и несколько дней скрепя сердце хранил молчание.

К несчастью, мой дом находился в конце переулка, и я был вынужден по несколько раз в день проходить мимо свалки, затыкая нос и почти теряя сознание от тошноты и головокружения.

Наконец я купил кисть и краску и на стене напротив свалки написал: «Да будут прокляты предки того негодяя, который бросит здесь мусор или оправится!»

Не помогло и это. Ночью какие-то хулиганы переправили «бросит» на «не бросит».

А тем временем жители соседних кварталов также повадились выбрасывать свой мусор на нашу свалку, внося и свой вклад в это благородное дело.

Несколько раз я собирал соседей и читал им лекции об опасностях антисанитарии и пользе гигиены, но все это не дало результатов — с каждым днем размеры свалки увеличивались.

— У меня есть одна мысль, — сказал как-то я уважаемым старцам нашего переулка, — давайте сложимся, наймем самосвал, нескольких рабочих и вывезем весь этот мусор за город, раз и навсегда покончив с этой свалкой.

Старцы переглянулись. Один из них, не удостоив меня ни единым словом, удалился восвояси. Другой покачал головой и, немного поразмыслив, сказал:

— Мы не можем вмешиваться в чужие дела. Это государственный мусор, и не подобает покушаться на казенное имущество.

— С каких пор мусор стал казенным имуществом и товаром? — спросил я. — Эта свалка отравляет жизнь нам всем. Раз муниципалитет не удосуживается вывезти отсюда эти отбросы, мы не будем сидеть сложа руки и попробуем вывезти их сами. Нам за это только спасибо скажут.

— Пока голова не болит, нечего перевязывать, — ответили мне. — У нас нет охоты бегать по учреждениям и вступать в препирательство с чиновниками. А если тебе не терпится, так сделай все сам.

Я понял, что их ничем не проймешь, и спросил:

— Но если я добьюсь вывоза этой свалки, вы можете дать слово, что больше не будете бросать сюда мусор?

— Можем! — обещали они. — Если все дадут слово, то и мы дадим.

За сто туманов я нанял самосвал и трех рабочих. За два часа они убрали весь мусор, и переулок преобразился. Соседи были довольны, благодарили меня и, надо отдать им должное, сдержали свое слово, и больше посреди улицы не бросали мусор.

Прошло дней двадцать. Как-то утром, выйдя из дому, я услышал, как неизвестный господин расспрашивает соседскую девочку:

— Ну, а кто же все-таки его убрал?

— Откуда я знаю, — отвечала девочка.

Любопытство заставило меня остановиться. В это время в дверях дома показалась мать девочки и, обратившись к незнакомцу, сказала:

— Богом клянусь, мы не виноваты, господин уполномоченный. Сколько раз мы просили его не делать этого, но он и слушать ничего не хотел!

— А где он живет? — грозно осведомился незнакомец.

— Да вон там, в конце переулка, — ответила женщина и высунулась из двери, чтобы показать мой дом. Увидев меня, она радостно воскликнула:

— Да вот он сам!

— Это вы вывезли отсюда мусор? — повернувшись ко мне, строго спросил незнакомец.

— Да, я.

— Кто вам это разрешил? — он смерил меня взглядом с ног до головы.

— А у кого нужно было спрашивать разрешения, господин уполномоченный? Куча мусора лежала посередине улицы... вот я и распорядился, чтобы его убрали.

— Куда убрали?

— Не знаю, господин уполномоченный.

— То есть как это? Куда делся мусор?

— Не знаю. Шофер его куда-то отвез.

— Не строй из себя простачка! — рявкнул уполномоченный. — Это же расхищение казенного имущества! Продал государственный мусор, деньги положил себе в карман, да еще дерзишь?

Мне оставалось предположить одно: либо господин уполномоченный повредился в рассудке, либо я сам.

— Уважаемый представитель власти, — сказал я, — что вы изволите говорить? Что такое — государственный мусор? И откуда вы взяли, что я его продал? Я уплатил сто туманов из своего кармана, чтобы в переулке было чисто.

Уполномоченный вынул из кармана книжечку, спросил мою фамилию, имя, что-то записал и ушел.

На следующее утро тот же господин пришел за мной и отвел меня в муниципалитет к своему начальнику. Начальник, не поднимая головы, долго перебирал какие-то письма, а потом некоторое время сверлил меня взглядом и наконец спросил:

— Это тот самый негодяй, который прикарманил государственный мусор?

— Что вы изволите говорить? — возразил я, не дожидаясь, пока ответит уполномоченный. — Кто прикарманил государственный мусор? Разве я похож на человека, способного прикарманить мусор?

— Конечно, мусор прикарманить нельзя, — с благосклонной улыбкой согласился он, — но вот деньги, вырученные от его продажи, можно, и еще как можно! Садитесь, пожалуйста!

Я присел на краешек стула перед столом господина начальника.

— Расскажите подробно, куда вы дели мусор.

— Я уже вчера объяснил вашему уполномоченному, что не знаю, куда его увезли. Я уплатил шоферу сто туманов и дальнейшей судьбой мусора не интересовался.