Бакалейщик потер нос большим пальцем.
— Вообще-то по всему Марокко ценят старину. Люди понимают, что все старое — это хорошо. И только жители Касабланки как дети. Они непостоянны. Им нравится все блестящее, все новое. Здесь раньше все блестело как алмаз. Но стоило только блеску исчезнуть, как они устремились отсюда в Маариф.
— Я слышал, что рестораны в Касабланке когда-то считались самыми лучшими в мире, — сказал я.
Лицо бакалейщика застыло, глаза подернулись дымкой воспоминаний.
— О да! — сказал он. — Да, это правда! Вон там был один… — Оттоман показал за окно. — Он назывался «Мальчик-с-пальчик». Что это было за место! Что за обстановка! Помню, я пригласил туда жену, когда мы были еще молодоженами. Она была в черном платье, а я — в свадебном костюме. Я подкопил немного денег, и мы поужинали тогда просто по-королевски. Все это до сих пор так и стоит у меня перед глазами.
Оттоман снова замолчал и пристально посмотрел на рой мух в глубине лавки.
— Там пахло лилиями и тихо играла арфа. На официанте был передник — такой белый, какого я никогда не видел. А щеки у него были выбриты настолько, что казались розовыми.
— А что вы ели?
— О, что мы ели, что мы ели! — ответил он с тоской. — Я до сих пор помню вкус той пищи! Моя жена заказала утку. Ее подали с зеленым горошком и спаржей, таявшей во рту.
Бакалейщик замолчал, погрузившись в воспоминания.
— А я ел бифштекс, — вновь заговорил он тихо. — Он был с кровью, а на гарнир — картофельное пюре.
Глава 5
Завтра будут абрикосы.
Приближалась осень. Жестокая летняя жара смягчила свой пыл, а наш сад взорвался яркостью красок: красный гибискус, нежно-розовые мимозы, желтый жасмин и изысканный страстоцвет — и все это на фоне ослепительной, темно-красной бугенвиллеи. Дар Калифа был прекрасным оазисом, окруженным реальностью. Ариана после школы возилась со своей черепахой, малютка Тимур, причмокивая, сосал в тени молоко, а я сидел рядом и удовлетворенно смотрел на них. Пусть здесь и были свои местные трудности, но, к счастью, мы расстались с нашей прежней жизнью.
Когда у нас звонил телефон, то на другом конце неизменно оказывался родственник или друг, а не какой-то вызывающий раздражение голос, пытающийся продать тур или зазывающий вкладывать средства в пенсионный фонд. Здесь мы обходились без компьютеризированных коммутационных панелей, без счетчиков на парковке, без пробок на дорогах и без треугольных сэндвичей с модными названиями. Конечно, существовал языковой барьер, да и культурный тоже, но я чувствовал себя гораздо счастливее, чем долгие годы до этого.
Однажды поздним вечером мне позвонил мой близкий друг и сказал, что его дом в Калифорнии сгорел дотла. Ничего не осталось. На следующее утро я попросил Зохру побеспокоиться о страховке на случай пожара. Полис, который она нашла, был на удивление дорогим, но я посчитал, что дело того стоило.
Когда Осман узнал, во сколько обошлась нам страховка, он презрительно рассмеялся и заявил:
— Всем известно, что страховка на самом деле не действует.
— Как это не действует?
— Единственный способ уберечься от пожара, — продолжил он, — с помощью лягушки.
Я удивился:
— Лягушки?
Осман жестами стал показывать, как работает этот метод.
— Сначала вы ловите лягушку, потом убиваете ее, высушиваете, натираете солью и вывешиваете на парадной двери.
— И каким образом это поможет, если в доме случится пожар?
Осман страшно удивился вопросу.
— Если дом начнет гореть, — пояснил он снисходительно, — вы просто снимете лягушку и положите ее себе в карман.
— И?..
— И когда вы зайдете в дом, пламя вас не коснется.
Человек с ослом, запряженным в повозку, облюбовал место возле нашего дома, чтобы продавать плоды кактуса. О том, что он прибыл, мы узнавали по его трескучему голосу. В этом было что-то успокаивающее. Мы махали руками в ответ на его приветствие, сидя на веранде. У нас над головами проносились стаи белых ибисов, их было хорошо видно в близившихся сумерках. Птицы летели к морю, в направлении заката, их крылья отливали золотом. Я никогда не видел ничего более красивого.
Однажды осенним утром густой соленый туман пришел с Атлантики подобно дыханию дракона. Он опустился на Дом Калифа, на сад и заглушил суету трущоб. Не теряя времени, Хамза бегом открывал все двери и окна нараспашку. Туман бесшумно проникал в сам дом. Я был в душе, когда Хамза забежал ко мне и распахнул окно.
— Туман принесет
К полудню туман рассеялся под воздействием солнечного тепла. Казалось, колдовские чары разрушились и вернулась реальность. Для меня в доме ничего не изменилось, но Хамза был уверен, что произошло некое чудесное превращение.
— Дом пахнет по-иному, — сказал он. — Я работаю здесь долгое время и чувствую это.
Я заметил, что не могу согласиться с ним, поскольку туман образуется за счет испарения влаги и не имеет ничего общего с очищением,
В обычной обстановке сторож стал бы оспаривать мое мнение. Но сейчас он засунул руки в карманы и сквозь зубы сказал:
— Конечно, мсье Тахир. Вы правы.
На следующий день Зохра прибыла в Дар Калифа вся в слезах, с покрасневшими глазами. Я спросил ее, что произошло. Но девушка лишь отмахнулась от меня.
— Все в порядке, — ответила она, сморкаясь в платок. — Не о чем беспокоиться.
Но когда я повторил свой вопрос, Зохра уже не могла сдерживаться, боль вылилась через край.
— Все кончено, — сказала она, рыдая у меня на плече. — Юсуф бросил меня. Он разорвал нашу помолвку и ушел к другой.
Я промычал что-то сочувственное. Зохра утерла лицо шарфом.
— Зачем только я поверила ему, — сокрушалась она. — А ведь Амина предупреждала меня.
— Кто она такая, Амина?
Зохра испуганно посмотрела на меня, словно проговорилась по ошибке.
— Ну… э… В общем… это одна подруга, моя очень хорошая подруга.
Я поинтересовался, живет ли ее подруга в Касабланке.
И опять Зохра непонятно почему сильно смутилась и пояснила:
— Она не совсем обычная подруга.
— Не совсем обычная. В каком смысле?
