застигнуты врасплох.
Главный удар наносила 1-я танковая группа Э. Клейста. Ей предстояло наступать из района южнее Люблина, с выступа, клином вдававшегося на советскую территорию. Направление рассекающего удара дивизий Клейста было почти строго меридиальным в общем направлении на Киев, и проходило оно через города Сокаль, Дубно, Луцк, Ровно, Новоград-Волынский, Житомир, Киев. После чего, передав свой участок следовавшей за ней 6-й армии, танковая группа должна была двигаться вдоль Днепра на юг с целью окружения войск Красной Армии на Правобережной Украине.
Особого внимания прикрытию люблинского выступа командование Киевского округа не уделяло. 5-я армия генерал-майора М.И. Потапова, прикрывавшая северный участок границы (170 км), и 6-я армия генерал-лейтенанта И.Н. Музыченко, оборонявшая центральный участок (160 км), были смещены от острия выступа, и удар 1-й танковой группы приходился как раз на стык этих армий. Это направление могла бы надежно прикрыть 19-я армия генерал-лейтенанта И.С. Конева, но приказ о ее формировании был издан лишь 29 мая.
В утренние часы 22 июня в бой вступили пехотные части вермахта, имевшие задачу захватить мосты через Буг, подавить пограничные заставы и, прорвав тактическую оборону, дать возможность танковым частям выйти на оперативный простор. Хотя необходимые переправы были вскоре захвачены, однако задуманного прорыва не получилось. Пограничные заставы и подоспевшие стрелковые части, используя доты укрепрайонов, оказали сильное сопротивление пехоте противника. Прекрасно дралась 99-я стрелковая дивизия, удерживавшая Перемышль до 27 июня, пока не получила приказ на отход. 124-я и 41-я стрелковые дивизии обороняли свои укрепрайона до тех пор, пока не были окружены. Они прорвали кольцо и вышли к своим в начале июля. Эти примеры дают основание утверждать, что если бы заблаговременно наши части были размещены в Перемышльском, Рава-Русском и других урах, немцам пришлось бы значительно дольше преодолевать их, тем самым сузив фронт наступления ударной группировки.
В полосе наступления 1-й танковой группы сильных укреплений не было, поэтому немецкой пехоте удалось быстрее подавить тактическую оборону погранчастей. Около 10 часов утра германское командование начало вводить в бой части 48-го моторизованного корпуса, который в этот день продвинулся на 20 км.
День 23 июня начался под знаком директивы № 3, требующей перехода в контрнаступление с решающими целями. Юго-Западному фронту приказывалось сходящими ударами 5-й и 6-й армий, с привлечением мехкорпусов, окружить и разгромить люблинскую группировку противника и взять город Люблин к вечеру 24 июня. Реакцию штаба Юго-Западного фронта на новую директиву описал Г.К. Жуков, посланный 22 июня в штаб фронта в качестве представителя Ставки: «Как я и ожидал, она вызвала резкое возражение начштаба фронта М.А. Пуркаева, который считал, что у фронта нет сил и средств для ее проведения в жизнь. Сложившиеся положение было детально обсуждено на Военном совете фронта. Я предложил М.П. Кирпоносу немедленно дать предварительный приказ о сосредоточении механизированных корпусов для нанесения контрудара по главной группировке армий «Юг»…» (8, с. 251–252).
Расходилось ли на самом деле понимание Жукова обстановки с директивой или это поздний мемуарный вымысел, неизвестно. Но, вероятно, у него теплилась надежда на волевое решение возникших проблем.
Тут стоит отметить очередную странность: мехкорпусам ставилась задача, для которой они и предназначались, – прорывом в тыл окружать крупные группировки противника. Вместо этого Пуркаев предлагал незамедлительно отходить. Этим, если вдуматься, он фактически выразил политическое недоверие товарищу Жукову как бывшему командующему Киевским округом и нынешнему начальнику Генерального штаба. Получалось: готовились к войне, формировали танковые колоссы, чертили на картах красные стрелы в сторону Люблина и Кракова, а когда дошло до дела, то ничего, кроме фикции, начальник штаба округа и аналитик по совместительству не видел. И потому предложил: не дурить и отходить туда, откуда пришли в сентябре 1939 г… А казалось бы, ситуация для охвата была неплохой. Ударные силы немцев шли вперед, мощные мехкорпуса могли ударить им в тыл, нацелившись на такие лакомые куски, как армейские штабы, склады, линии снабжения, аэродромы. В случае прорыва Клейсту стало бы не до наступления. Пришлось бы останавливаться и поворачивать часть сил назад. Но командование Красной Армии с мирного времени демонстрировало странности, объяснить которые с позиций формальной логики весьма затруднительно.
…Хорошо бы поставить такой эксперимент. Дать десяти школьникам младших классов, ничего не знающим про войну, задание: определить, где вероятнее всего враг будет наносить главный удар на Украине? Готов спорить, что не восемь или девять, а все десять ребят укажут на Люблинский выступ. Просто потому, что наступать толком больше неоткуда. И если дяди в погонах изучат карты, то тоже вынуждены будут согласиться с мнением ребятишек. Потому что если противник возьмется наступать главными силами севернее выступа, вдоль Припятских болот, то придется форсировать большое количество речек с топкими берегами. Есть, правда, неплохой участок – железнодорожная линия Ковель – Киев, вдоль него немцы тоже наступали. Но ширина его относительно небольшая, которую легко перекрыть укрепрайоном и прочими противотанковыми средствами. При желании, конечно. Если же наступать левее Люблинского выступа – у Львова, то получится выталкивание войск из почти готового «мешка». Непрактично. А вот прыжок с Люблинского «балкона» открывает заманчивые перспективы: по широкому, ровному коридору с хорошими дорогами можно двигаться на Киев, Крым, Одессу, в тыл львовской группировки, ибо все эти направления кратчайшие.
Граница вдоль люблинского выступа тянется примерно на 100 км. Там и надо было строить УРы, ставить противотанковые пушки на танкоопасных направлениях, создавать минные поля в полной уверенности, что затраты не пропадут втуне. Будет ли Юго-Западный фронт наступать или обороняться – неважно. Люблинский выступ при любой ситуации будет пассивным участком со стороны ЮЗФ и районом для наступления или контрудара для противника. Потому логично было поставить там специальную армию с задачей держать фронт. Будет противник наступать, надо только сковать его силы и ждать, пока соседи встречными ударами не сомкнут кольцо позади его. Причем держать оборону намертво нет необходимости, можно понемногу отступать от одного подготовленного рубежа к другому, втягивая ударные силы врага в бои. Так соседям легче будет провести операцию на окружение. А раз так, то советское верховное командование сделало… совершенно наоборот! Никаких законченных укрепрайонов на острие люблинского выступа не было. И никакой отдельной армии.
Люблинский выступ – это стык между 5-й и 6-й армиями. А значит, самый слабый участок, ибо основные силы и средства располагаются обычно ближе к центру армий. И вот 22 июня противник нанес свой главный удар почему-то не через Припятские болота, не через Карпаты, а использовал пригодный для массированной танковой атаки Люблинский выступ. Для советского командования это стало полной неожиданностью. Шоком.
«Из анализа поступивших к ночи на 23 июня данных, – вспоминал И.Х. Баграмян, – стало все яснее вырисовываться, что главный удар враг наносит… в полосе 5-й армии и на ее стыке с 6-й армией, в направлении на Луцк и Дубно» (10, с. 94). Анализ из серии: «кто бы мог подумать, что зимой снег начнет падать».
В такой ситуации, да еще когда дело касается воспоминаний, остается одно – лукавить. И Иван Христофорович вынужден был вписать в мемуары следующую «аналитику»: «Соотношение сил вообще было не в нашу пользу… На направлении главного удара гитлеровцев в 250–300 километров от границы располагались 9-й, 19-й механизированные корпуса. По общему числу танков все наши четыре (так в тексте. –
В новые образцы германской бронетехники И.Х. Баграмян записал 230 танков Т-I и Т-II и 50 командирских танков, вооруженных пулеметами. Иван Христофорович будет и дальше толковать про новые образцы, вроде следующего пассажа: «Фашистская группировка насчитывала около 350 танков новых образцов. Казалось бы, что с ними может поделать одна наша танковая дивизия неполного состава, имевшая на вооружение большей частью устаревшие машины» (10, с. 121). А как прикажете еще выкручиваться, раз в штабе прозевали возможность удара со стороны «люблинского балкона»?
22 июня начальник Генерального штаба Г.К. Жуков вылетел в штаб Юго-Западного фронта, чтобы
