победоносной армией. А когда дух реванша удалось привить Красной Армии, то она превратилась в армию- победительницу.

В демократическом обществе, с его свободой слова, тоже есть свои табу и неудобные проблемы истории. К ним относится вопрос о природе эффективности фашизма. Каким образом Гитлеру удалось это сделать, возродив средневековый фанатизм и первобытный фатализм? Причем в центре сверхцивилизованной и окультуренной Европы! Невозможное вдруг стало возможным. Но почему?!

Первая мировая война энергетически истощила Европу. Она оказалась в своеобразном историческом тупике: при внешнем благополучии оказались утеряны ориентиры дальнейшего движения. О возможности и даже неизбежности такой ситуации давно говорили марксисты, ницшеанцы, анархисты. Культуролог О. Шпенглер стал знаменит, издав в 1918 г. свою тяжеловесную книгу «Закат Европы». Название и диагноз напугали. Выход искать стали сразу же. Но почему-то успешнее всего дело шло там, где избрали авторитарный вариант управления. Сначала это были большевики в России и кемалисты в Турции, затем итальянские фашисты (1923 г.). Авторитарные режимы были установлены в Венгрии (режим Хорти), Румынии (режим Антонеску), Литве, Польше (санация Пилсудского), Германии, Португалии, Испании, СССР. Франция осталась в стороне и оказалась гнилым яблоком. Ее сокрушили за несколько недель. Лишь Англия осталась островком демократии, да и то по причине большого водного пространства, отделявшего ее от Германии. США тоже с 1929 г. пребывали в тяжелейшем системном кризисе. Западному миру необходим был новый пассионарный толчок. Как это сделать, в 1930-е гг. не знали ни в Лондоне, ни в Париже, ни в Вашингтоне. До прихода нацистов к власти не знала, как вызвать национальный подъем, и правящая элита Германии. Гитлер убедил ее, что знает секрет успеха, и доказал это на деле. Эти рецепты восходили к древним способам мобилизации этнической энергии: ненависть к чужим народам и выстраиваемый на этой основе национальный коллективизм («мы, умные и талантливые, против хитрых и алчных врагов»); призыв захватить другие земли и чужие богатства, на которые, оказывается, есть «исконные» права у захватчиков; абсолютизация своей культуры и истории как высшего достижения национального ума. Так трактовали фашизм с момента его разгрома. Но почему культурные немцы поддались на такой примитив? Было еще нечто, чем взывание к первобытном инстинктам. Таким оружием была идеология.

Сила идеологии в четкости целей, упорядоченности идей, простоте предлагаемых решений. Оказывается, люди охотно жертвуют своей жизнью ради идеи. Однако эти же солдаты, что беззаветно и бесстрашно воевали в безнадежной ситуации, сразу же после смерти Гитлера, а значит, краха идеологии, капитулировали, охотно крича: «Гитлер капут!»

Кролик не может пошевелиться под тяжелым взглядом удава. Но как только удав исчезает, к кролику возвращается присущая прыткость и жизнелюбие, так и к немцам со смертью Гитлера вернулось здравомыслие и рационализм. Получается, 12 лет германская нация находилась под гипнозом особого рода – идеологическим. Но такой гипноз действует, только пока идея подкрепляется силой организации. В ином случае идея жухнет, и о гипнозе и речи быть не может. В современной России уже никто не пожертвует собой ради идеи социализма и капитализма, так и 9 мая 1945 г. в Германии тотчас исчезли желающие умирать за идею национал-социализма. Грань перехода господствующей идеологии в инобытие – наличие (отсутствие) пассионарной силы.

Выходит, Гитлер и вправду был фюрером, т. е. вождем германского народа. И Сталин тоже. Но гипноз прекращался, стоило им умереть. Правда, сталинский идеологический гипноз в народе действовал дольше, ибо за Сталином была великая Победа. Но соратники избавились от морока тотчас после кончины вождя. Для них он тотчас перестал быть удавом.

Итак, жертвы германского народа во Второй мировой войне оказались напрасными. Дело, за которое дрались солдаты вермахта, было неправедным, и немцы это поняли. Хотя притягательность пассионарного фашистского режима, столь ярко проявившегося в ходе войны, сохраняется до сих пор. А с учетом деградационных процессов в современных обществах Западной Европы (и России, увы, тоже) и началом Четвертой мировой войны (если считать Третьей «холодную» войну между СССР и США, социализмом и капитализмом в 1946–1991 гг.) можно смело прогнозировать не только сохранение интереса к пассионарному периоду германской истории 1933–1945 гг., но определенного смещения ее оценок в будущем. Ведь перед Западом (и Россией) в очередной раз встает жизненно важная проблема – стимулирование очередного пассионарного подъема, иначе с Западом (и Россией) произойдет то же, что с Францией 1940 г.

После Второй мировой войны Запад переоткрыл метод раскручивания пассионарности. Теперь вместо военной в ходу финансово-экономическая и научная (гражданского назначения) экспансия. За счет этого западный мир резво рванул вперед. СССР этого не понял и проиграл капитализму (экспансионистскому, наступательному, а не тому, что мирно дремал на просторах Латинской Америки). Эффект экономического экспансионизма как стимулятора пассионарности оказался настолько эффективным, что его в полной мере переняли Япония, Южная Корея, Тайвань, а ныне и «коммунистический» Китай. Только в СССР и нынешней России никак не могут понять данный феномен и ищут источник их успеха в «ментальности», «особой» истории, климате и бог знает еще в чем, только не в реальных способах успеха. И опять думают возродить промышленность и науку через реанимирование военно-промышленного комплекса. Но и у Запада ныне перспективы не лучше. Кризис 2008 г. показал, что экономическая экспансия имеет пределы и заканчивается надуванием «пузырей», схлопывание которых грозит обрушить мировую экономику. В то же время в мире вновь появились силы, использующие древние способы мобилизации пассионарности. Ситуацию пока спасает малочисленность исламских экстремистов. В частности, чеченский «вермахт» времен Басаева не превышал пяти тысяч человек, и его угрозы «дойти до Москвы» были блефом. Но Гитлер тоже в 1938 г. блефовал в Мюнхене, и кто мог предвидеть, что через несколько лет вермахт будет в Париже и под Москвой? Чтобы реализовать свой харизматический потенциал, Басаеву не хватило ресурсов, хотя ему вместе с соратниками удалось сотворить российским войскам парочку локальных «1941 годов». Однако пятачок для разворота настоящей военно-идеологической экспансии был слишком мал. Но если новым фюрерам удастся поставить под свои знамена миллионы, то Четвертая мировая война может приобрести черты 1939–1941 гг.