фотография с Веркой, Женей и Петром. Вторая: снимок, о котором писала Прохорова, это фото класса.

— Стоп! — вновь вступил Иван. — А с чего ты взяла, что это письмо вообще имеет какое-то отношение к гибели Жени и к исчезновению этого идиота Пети?

— Я и не говорю, что имеет. У нас есть факт: Петр уехал, не сказав тебе ни слова, оставил практически все вещи дома. Это первое. Второе: в его комнате появилась дорогая аппаратура, купленная по кредитной карточке. Карточки, как ты сам отметил, у него не было. Возникает законный вопрос: кто и за какие заслуги мог сделать ему такой царский подарок? Петр не относится к типу людей, вызывающих симпатию с первого взгляда… Со второго, впрочем, тоже. Так что сразу отметаем вариант подарка в знак благодарности за добрые дела. Я думаю, что список добрых дел, которые наш милый Петя совершил в своей жизни, уместился бы в одну строку, написанную размашистым почерком. Но кто-то мог купить ему музыкальный центр, чтобы… заставить замолчать, к примеру. Что, если он кого-то шантажировал? Вот это уже на него похоже, очень похоже. А если ты читал хоть один детектив, где вся интрига строится на шантаже, то должен знать, что для шантажиста фотография — такое же привычное и час-то используемое орудие труда, как для плотника пила.

Я еще немного подумала и кое-что вспомнила.

— В пользу этой версии говорит еще и то, что, как ты сам говорил, Петр интересовался, куда делся Женин архив.

Где-то на задворках моего сознания (в книгах задворки сознания упоминаются очень часто, это то самое место, где у героя формируется смутное ощущение) — так вот, на задворках моего сознания тоже сформировалось смутное ощущение, что была еще какая-то фраза… Что-то Женя говорила мне, и как раз по поводу фотографий. Я встряхнула головой, но фраза так и не пожелала покинуть задворки.

— Ну что, поехали ко мне, покопаемся в ее архиве?

И тут зазвонил телефон. Иван снял трубку и подтвердил невидимому мне собеседнику, что он и есть Иван Николаевич Жуков. Мама дорогая, вот не знала, что его зовут Ванька Жуков! Не удивительно, что он скрывал этот факт от всех своих знакомых. После этого, по логике, должен был назвать себя человек, находящийся на том конце линии. Я не слышала, что тот сказал, но Иван вдруг сильно побледнел, сделал страшные глаза и прижал указательный палец к губам, призывая к молчанию. Я и так, в общем-то, шуметь не собиралась, но странная его реакция меня удивила и напугала.

— Да, хорошо. Да, я буду дома… Во сколько вы подъедете?

Иван повесил трубку, молча подошел к холодильнику, достал оттуда мартини, щедро плеснул в стакан и выпил одним глотком.

— Что случилось? — осторожно пойнтере-совалась я, понимая, что вести будут не из приятных.

— Звонили из милиции. — Иван вздохнул и повторил операцию с мартини.

— Они нашли Женькиного убийцу?

— Нет, они интересовались, знаком ли я с Петром Вячеславовичем Прохоровым…

— А ты с ним знаком? — Фраза сорвалась у меня с языка раньше, чем я сообразила, кто такой «Петр Вячеславович». — И что ты им сказал?

— А что я мог сказать? — огрызнулся Иван. — Ясное дело, сказал, что знаком. Какой-то тип хочет приехать ко мне и поговорить. Эх, Ань-Анькасдается мне, что опять я по самое некуда в дерьме.

Я с ним полностью согласилась.

— Они не сказали тебе, он хоть живой?

Вопрос сам по себе странноватый, но в свете последних событий прозвучал вполне естественно.

— Ничего не сказали. — Иван допил вторую порцию и, памятуя, что бог любит троицу, налил себе еще. — Но я думаю, что этот тип, который должен приехать, он все и расскажет.

Мне показалось, что самое время покинуть сцену и перебраться куда-нибудь в зрительный зал, желательно на галерку, где меня не смогут узреть зоркие глаза стражей порядка. Когда я уже стояла в дверях, мы договорились, что Иван ничего не будет рассказывать о найденном письме и чеке, а как только визит закончится, немедленно мне перезвонит.

Дома я, будучи не в силах спокойно ждать Ваниного звонка, села пересматривать фотографии. Женька с плюшевым медвежонком в руках, Женька, стоящая на стуле в коротком клетчатом платьице и спущенных гольфиках. Женька, Петр и Верка Прохоровы. Петр слегка косоглаз, у Жени лицо напряженное, она с трудом удерживает братца на коленях. Верка выглядит слегка нетрезвой, улыбается жалкой улыбкой алкоголички с большим стажем. Бросается в глаза отсутствие двух передних зубов. Даже удивительно, что у женщины с такими жуткими внешними данными родились такие красивые дочери.

Я вытащила групповую фотографию, где Женина сестра стояла с одноклассниками. Очень, очень они похожи, просто близнецы. Как ее сестру звали… Света, кажется… Та мысль, что тусовалась на задворках сознания, медленно, нехотя вылезла на свет. В свой последний визит Женька говорила, что это — единственная фотография ее сестры. Точно! Других снимков нет. Вот какая я молодец, вспомнила. Возникло острое желание немедленно позвонить Ивану, но я тут же вспомнила, что у него сейчас нелегкий разговор с милицейским товарищем и что надо ждать, когда он (Иван, а не товарищ) позвонит сам. Вздохнув, я вернулась к изучению фотографии.

Качество было не очень, бумага плохая, да и сделан снимок, как минимум, лет двадцать назад. Но лица разглядеть можно. Я вспомнила, что где-то в коробках лежит старая лупа. На ее поиски ушло немало времени, а Иван все не звонил. Стрелка на часах упрямо ползла к полуночи, никаких известий с улицы имени героя-летчицы не поступало, я упрямо продолжала изучать незнакомые лица на старой фотографии. Самое пристальное внимание я уделила верхнеяйвинскому двоечнику, который, по словам Женьки, сумел перебраться в Москву. Парень рослый, крепкого сложения. На вид ему здесь лет пятнадцать, но он уже на голову выше своих одноклассников. Сейчас он должен быть под два метра. Волосы светлые. А это что у него на лице? Дефект бумаги? Я посмотрела через лупу. Веснушки… Точно, веснушки. Тогда он вполне может оказаться рыжим. Сколь-ко ему сейчас? Лет тридцать пять. Тогда он легко может оказаться седым или даже лысым… Некоторые лысеют рано. Я мысленно перебрала кандидатов из папки «BOYS». Никто из них не был рыжим и двухметрового роста. У всех кандидатов в убийцы более-менее подходил только возраст.

Я еще раз внимательно изучила фотографию с помощью лупы. Похоже, что из числа подозреваемых придется исключить Андрея. Если двоечнику из Верхней Яйвы сейчас около тридцати пяти, то Андрею точно больше сорока. В сердцах я отложила лупу в сторону и громко сказала самой себе: «Хватит играть в сыщика! Эта фотография не имеет никакого отношения к Жениной гибели! Надо дождаться звонка Ивана и выяснить, куда делся Петр! А когда Петр объявится, спросить его в лоб про фотографию! И все!!! Если Женю убил маньяк, из этого не следует, что он входил в число ее хороших знакомых. Маньяки совершают свои противоправные действия в отношении людей незнакомых или совсем мало знакомых. В противном случае их бы быстро вычисляли и ловили!»

Пассаж у меня получился убедительный. Я убрала лупу, положила в коробку фотографию, дав себе слово не вынимать ее в течение десяти дней. И тут позвонил Иван.

Остаток дня оказался у Ваньки крайне насыщенным. Минут через сорок после моего отъезда заявился мрачный тип, назвавшийся Александром Петровичем. Петрович долго и занудно расспрашивал Ивана, причем лейтмотивом беседы служил один единственный вопрос: «Когда вы в последний раз видели Петра Вячеславовича Прохорова?» Вопрос этот повторялся в разных сочетаниях, не иначе как заезжий чин рассчитывал поймать моего друга на нестыковке фактов. Однако Ванька удар держал хорошо, в показаниях не путался, потому что твердо помнил, что в последний раз видел Петра Вячеславовича четыре дня назад, когда тот зашел к нему с просьбой одолжить DVD с фильмом эротического содержания. Иван диск дал, и в тот же день, часиков в девять вечера Петр Вячеславович куда-то отчалил, прихватив с собой диск (это Иван знал точно, так как столкнулся с ним в прихожей), и с тех пор как в воду канул.

Александр Петрович внимательно слушал, время от времени делая пометки в блокнотике, а потом предложил Ивану проехать с ним в одно место и полюбоваться найденным на днях трупом. Потому что, как