еще ряд категорий. А те, кто оставался в Приазовье, переводились в сословие государственных крестьян, офицеры — в дворяне. Могли заниматься своим хозяйством уже без службы, Азовское Войско упразднялось.
И что самое любопытное — жеребьевка не потребовалась. Казаки Никольской и Покровской станиц, потомки запорожцев, единогласно высказались за переселение. Согласились ехать и казаки Стародубской станицы, потомки переселенных черниговских крестьян, помнивших о своем казачьем происхождении. А жители Новоспасской и Петровской станиц, потомки местных крестьян и мещан, желали остаться. Со времени образования Азовского Войска сменилось поколение, разнородные составляющие 30 лет служили вместе, но теперь четко расслоились! Одни предпочли сохранить звание казака, хотя для этого требовалось бросать хозяйство, ехать в неосвоенные края, на еще не замиренный Кавказ. Для других оказалось важнее материальное благополучие.
А в 1864 г. кончилась Кавказская война. И… это вызвало сильнейший кризис казачества. Среди гребенских староверов даже возникли слухи о скором «конце света». Доходило до того, что люди бросали хозяйства, пусть владеет, кто хочет. Нет, кризис, конечно, был вызван не особой воинственностью и «кровожадностью» казаков. От войны-то в первую очередь страдали они сами. Но вспомним, что и после Великой Отечественной солдатам было очень нелегко адаптироваться к мирной жизни — все помыслы, все чаяния были связаны с победой. И вдруг она достигнута… А ведь с войной на Кавказе жизнь казаков была связана не несколько лет, а полтора века! И вот победили. А… дальше? Терек и Кубань оказались уже не передним краем, а внутренними территориями. Даже и в семейной жизни все изменилось! Раньше казак был защитником родных. И кормильцем — ему шло жалованье, провиант, он приносил добычу. Жена, дети, старики, которые вели хозяйство, только помогали ему выполнять главную задачу. Теперь кормильцами становились они, а казак оказывался в роли чуть ли не нахлебника [23].
Мало того, стали носиться слухи о «расказачивании». И не без оснований. Масоны-реформаторы взяли именно такой курс. Гнули линию, что казачество не вписывается в структуры «современного» государства, в образцы «современных» (т. е. западных) армий, что казачья «патриархальность» (т. е. духовно- патриотические традиции) не соответствует либеральным реформам. Поддержала их набирающая вес буржуазия, раскатавшая губы на богатства казачьих земель. Лорис-Меликов высказывался, что «роль и задача казачества уже окончена». А Милютин благополучно похоронил проект Евдокимова заселить Северный Кавказ казаками и сделать его единым казачьим краем, а самого Евдокимова спровадил в отставку. Вместо прежнего плана началось переселение крестьян. Еще в 1861 г. люди из центральных губерний, освобожденные без земли, писали в Казачьи Войска, просили принять их — мол, сами себе землю отвоюем, служить за это готовы. Теперь их зазывали на Кавказ! И ни служить, ни воевать не надо! Крестьяне хлынули потоком.
Милютин распорядился и о том, что в связи с общими реформами надо переработать законы о казачестве — дабы повысить его благосостояние и «гражданственность» [118]. В Войсках были созданы комитеты, вырабатывались проекты, как же повысить эту «гражданственность» без утраты традиций и боевых качеств. Спорили, ломали копья. Но все это оказалось никому не нужно. В 1865 г. в Петербурге был создан Особый комитет по пересмотру казачьих законоположений, и предложения из Войск он даже не расматривал. А Милютин на первом заседании расставил точки над «i» — дескать, при противоречиях между вопросами военных традиций и «гражданственности», надо отдавать приоритет «гражданственности». Вовсю подключилась пресса. Так, либеральная газета «Голос» напрямую «голосила» — мол, нужно ли ставить вопрос о благосутройстве Казачьих Войск и расходах на это, если спорным является вопрос «о необходимости самого существования этих Войск», как «силы, боевые качества которой не могут быть совершенны». Нашлись и защитники казачества — одним из самых активных стал начальник штаба Войска Донского А.М. Дондуков-Корсаков.
И идти на общее «расказачивание» реформаторы не рискнули. Понимали, что без крупных потрясений оно не обойдется. Да и царь этого не поддержал бы. Решили действоавать исподтишка и разрушить казачество иными способами. В 1868 г. вышли законы, дозволяющие иногородним селиться на казачьих землях, приобретать собственность. А казакам предоставлялся свободный выход из казачьего состояния, разрешалось заниматься любой торговой и промышленной деятельностью [247]. В 1869 г. было принято «Положение о поземельном устройстве в Казачьих Войсках», в 1870 г. «Положение об общественном управлении в Казачьих Войсках» — станичная община признавалась всесословной, иногородним давалось право участия и голоса в станичных сходах. Правда, только в вопросах, которые их касаются, но это означало все вопросы хозяйственной жизни. А наделы офицеров и чиновников, которые раньше давались вместо окладов и пенсий, превращались в частную собственность, их разрешалось продавать кому угодно. И их стали скупать пришлые. На Казачьи Войска были распространены общегражданские суды. Несмотря на протесты казаков, учреждались земства. На казаков возлагалась земская поземельная подать, что вызвало бурю возмущения, и данный пункт пришлось отменить. Но остались другие земские подати и повинности.
Реформировалась и администрация. Посты войсковых атаманов были совмещены с должностями начальников областей. То есть чиновник в первую очередь оставался гражданским начальником, а во вторую ему довешивали титул атамана. При этом Милютин ловко (и единолично) подправил терминологию. В своих циркулярах разъяснял, что неправильно называть «войсковой землей» всю территорию Войск. Ее надо называть землей Кубанской, Терской и т. п. областей, а «войсковой землей» — только ту, что непосредственно занята казаками. Районы же, заселенные крестьянами или горцами, надо выделять в гражданское управление. В итоге территориальную целостность сохранили всего два Войска — Донское (здесь войсковой атаман еще до реформ получил права губернатора) и Уральское (из-за неплодородных земель иногородние сюда не ехали). А территория остальных Войск была раздроблена, казачьи юрты перемежались гражданскими волостями [118, 249].
Кое-кого под шумок «расказачили» и напрямую. В 1865 г. от Оренбургского края были отделены Самарская и Уфимская губернии.
Очень крепко обкорнали и Кубанское Войско. Сперва от него оторвали Черноморский Край от Новороссийска до Адлера — вместо казаков его стали заселять армянами. А в связи с наплывом иногородних
А основной массе казачества предстояло развалиться самой. Ее устои подрывались не только по линии административных, но и военных реформ. Суть-то этих реформ была нужной и правильной, заменить рекрутскую систему воинской повинностью, чтобы при относительно небольшой армии мирного времени иметь обученный запас резервистов. Но казачьи полки в 1869 г. были распределены по армейским кавалерийским дивизиям — в каждую входили 4 полка, уланский, драгунский, гусарский и казачий. Что обидело казаков, они получили «четвертые», последние номера. А в 1875 г. на казаков был распространен Устав о всеобщей воинской повинности. Что само по себе тоже было обидным, ведь казаки всегда расматривали службу отнюдь не в качестве «повинности», а долга, главного своего предназначения. Но в этом Уставе казачьи войска перечислялись даже после запаса, перед частями из инородцев. Их вообще не относили к основному составу кавалерии, а к «вспомогательным войскам»!
Порядок службы был значительно изменен, общий ее срок определялся в 20 лет. С возраста 18 до 21 года казак находился в «приготовительном разряде», с 21 до 33 лет — «в строевом разряде», но на действительной службе был лишь 4 года, а потом на льготе, однако обязан был исправно содержать коня и
