образцом добродетели, теперь славились по всему Средиземноморью как самые распущенные и искусные развратницы. Прежние патриоты-спартанцы эмигрировали и становились наемниками во всех азиатских армиях. Впрочем, наемничество стало самым распространенным ремеслом у всех греческих воинов.
Хваленая эллинская «мудрость» напрочь выродилась. В моду вошли схоласты, считавшие верхом учености доказать какое-либо утверждение, а потом доказать прямо противоположное. Очень популярными были и киники, которые откровенно хулиганили. Например, знаменитый Диоген жил в бочке, хамил всем встречным и преднамеренно оскорблял их, публично мастурбировал или ласкал своих последовательниц. И это в эллинском мире признавалось гениальным! Ну а образцом «гражданственности» стали типы вроде Демосфена, поднимавшего греков на борьбу с македонянами — но делавшего это за щедрую плату от персидского царя. Причем возбудив соотечественников постоять за «свободу», сам Демосфен имел обыкновение в драку не лезть, а заблаговременно смыться. Подчинять подобные государства для Филиппа Македонского не составляло особого труда.
Царь Атей занялся тем же. Он один за другим подвел под свою власть греческие полисы Причерноморья. Одни сами выразили покорность ему. Другие, например, Никоний, ему пришлось брать штурмом. Но даже города, взятые с боем, Атей не разорял и не отдавал воинам на разграбление, как обычно поступали «цивилизованные» завоеватели того времени. Удовлетворялся выкупом и признанием подданства. Захватил он и часть задунайской Фракии. Но здесь его интересы столкнулись с Филиппом Македонским, который в 339 г. до н. э. выступил на скифов. Когда послы Македонии прибыли к скифскому двору, и их провели к Атею, они увидели, что 90-летний царь-солдат собственноручно чистил скребницей коня. Он поинтересовался, делает ли так же Филипп? А узнав, что нет, удивился: «Как же тогда может он идти на меня войной?»
Тем не менее, Филипп победил. Правда, по свидетельствам современников, сумел одержать верх лишь с помощью какой-то хитрости — конкретные версии на этот счет расходятся. Скифская армия потерпела во Фракии жестокое поражение, погиб и Атей. Но Филипп оказался благоразумнее Дария. Захватил лишь Фракию, а в глубь Скифии не пошел. Предпочел более легкую добычу. В 338 г. до н. э. при Херонее разгромил афинян и фиванцев с их союзниками и стал хозяином Греции. После чего стал готовить поход на Персию. Но в 336 г. до н. э. был убит — судя по всему, во главе заговора стояла его сумасбродная супруга Олимпиада. И царем стал ее сын Александр III.
Он тоже побывал на севере, заново подчиняя отпавших фракийцев, даже переправлялся за Дунай, на скифскую территорию, хотя чисто символически, ради жеста — сразу вернувшись. Заново пришлось усмирять и греков, но это удалось довольно легко. И любопытно, что македонян, прежде считавшихся «варварами», эллины после взбучки сразу признали равным с собой «культурным» народом. А затем Александр реализовал идею отца и двинулся на Персию.
Но в числе своих целей видел и завоевание Скифии. В 332 г. до н. э. по приказу Александра его полководец и наместник во Фракии Зопирион выступил за Дунай с 30 тыс. македонской пехоты и многочисленными вспомогательными формированиями вассальных народов. По численности армия была примерно такой же, какую сам Александр повел на персов. Зопириону предписывалось покорить Причерноморье и соединиться со своим царем на «Танаисе» — как ранее указывалось, греки считали Дон и Сырдарью одной и той же рекой. О подробностях похода Зопириона нам ничего не известно по одной простой причине — из Скифии не вышел никто. Войско сгинуло до последнего человека. Впрочем, если представить в голой степи неповоротливую македонскую фалангу, окруженную конницей и засыпаемую стрелами, результат сражения предсказать нетрудно. А может и не дошло до сражения, и Зопириону устроили то же самое, что Дарию, только на этот раз довели уничтожение до конца.
Александру везло куда больше. Что неудивительно. Персидская держава уже 150 лет назад растеряла остатки воинственности. Была сугубо мирной, только отбиваясь от наскоков соседей. Армии по мобилизации могла выставить огромные, но это были необученные ополчения, свиты знати, архаичные колесницы. Лучшими ее солдатами были те же греческие наемники да среднеазиатские степняки. Но они терялись в разнородной массе, сшитой на живую нитку и малоуправляемой. А сама величина армий позволяла македонянам эффективно их бить и одерживать впечатляющие победы, деморализующие персов.
Но в исторической литературе сложилась уродливая традиция изображать всех восточных завоевателей сугубо отрицательно, а вот Александра Македонского с какой-то стати противопоставлять им, считать выдающимся героем, эдаким «культуртрегером», распространившим на полмира высокую цивилизацию «эллинизма». С дейстаительностью подобные взгляды и близко не лежали. Македоняне были настолько «культурными», что не знали даже обуви, в сандалиях щеголяла лишь знать и отборные «щитоносцы» Александра, а личный состав знаменитой фаланги шлепал в бой босиком. Сам же Александр впервые в жизни увидел ванну среди трофеев, взятых у Дария, и восхищенно сказал: «Вот что значит царствовать!» Человеком он был жесточайшим, психически неуравновешенным. Одного за другим казнил собственных друзей, полководцев. И македоняне катились по Азии жутким, поистине варварским нашествием.
Всех жителей Тира, посмевшего сопротивляться, Александр распорядился распять. И его воины ничуть не колебались, привязывая к крестовинам или прибивая гвоздями к дверям и стенам домов беззащитных стариков, орущих от ужаса детишек, только что изнасилованных девушек. Всех пленных, взятых под Гавгамеллами, Александр велел умертвить — и были перерезаны десятки тысяч людей. Дикая македонская орда погромила богатейшие города Финикии, разрушила роскошную древнюю культуру Персии и Турана. Ради пьяной забавы, по идее, стукнувшей в голову обозной шлюхи Таис Афинской, была сожжена великолепная столица Ирана Персеполь. Царь и его приближенные отправляли домой награбленные сокровища, превращая в золотой и серебряный лом уникальные изделия восточных мастеров. А когда войско слишком отягощалось драгоценной добычей, ее по приказам Александра попросту сжигали — получая стимул для новых грабежей.
В 329–328 гг. до н. э. армия дошла до Средней Азии и занялась ее покорением. Местные скифо- сарматские племена отступили за Сырдарью, а Зопириона на этой реке Александр, естественно, не встретил. Все его хроники описывают только блестящие победы, но факты говорят о том, что ему здесь чувствительно всыпали. Античные источники глухо упоминают о нескольких его «отдельных отрядах», уничтоженных саками. А когда Александр со всей армией двинулся за Сырдарью, то почему-то очень быстро вынужден был ретироваться обратно.
Причерноморские скифы, кстати, передвижения македонян отслеживали и о местонахождении их войска хорошо знали. Несколько раз они присылали посольства, предлагая дружбу и союз, который царь Скифии (имя не упоминается) готов был скрепить династическим браком и отдать Александру в жены свою дочь [12]. Идею жениться на «дикарке» завоеватель счел смешной, очень потешался над таким предложением. Но с послами обошелся любезно и заверил их в своей дружбе. Хотя это было не более чем дипломатической хитростью.
Проектов покорении Скифии он не оставил. Уверив самого себя в «непобедимости», он никак не мог смириться с неотомщенной гибелью армии Зопириона. К тому же он стал считать себя и наследником персидских царей. А значит, по его убеждениям, должен был рассчитаться и за Дария. С возвращавшимися делегатами Скифии он отправил ответных послов из числа своих приближенных «гетайров», все с теми же пустыми фразами о дружбе. Настоящей их задачей являлась разведка — «познакомиться с природой скифской земли и узнать, велико ли народонаселение, каковы его обычаи и с каким вооружением оно выходит на войну» [12]. К сожалению, судьба этого посольства и какие-либо его донесения остались нам неизвестными.
Но в это же время хорезмийский царь Фарасман предложил Александру союз против Скифии и вызвался провести войско к Черному морю вокруг Каспия. Вероятно, предполагался и союз с савроматами — Фарасман и сатрап Мидии Атропат, желая угодить македонцу, представили ему сотню «амазонок». Арриан пишет: «Одеты они были как мужчины-всадники, только вместо копий держали секиры и легонькие щиты вместо тяжелых. Говорят, что правая грудь у них меньше левой; во время битвы она у них наружу». Насчет разнокалиберного бюста Арриан, конечно, выкручивается, чтобы как-то состыковать информацию с мифами, где правой груди вообще не должно быть. А тут она вдруг оказывается на месте и даже «наружу», во всей красе. Александр, правда, на «амазонские» прелести не впечатлился и вообще к такому роду войск остался равнодушен. Но предложение Фарасмана его заинтересовало. Он заключил с царем Хорезма антискифский союз. Однако поход в Причерноморье счел пока несвоевременным, «попросил отложить свою помощь»
