языке, — скалилась над низким дверным косяком. Ашот шарахнулся от нее, только сейчас заметив рыбью улыбку.
Женщина уставилась на Данилу, поймав его заинтересованный взгляд на повязке и шраме.
— Нравлюсь? Это муженек меня приласкал… Ждала я вас. Мыло вчера варила.[22] А когда закипело оно, увидела гостей, много чего увидела… Девонька, — обратилась она к Марише, — помоги на стол накрыть. Я-то уже, а вам в самый раз с дороги.
На большом деревянном столе она уже расставила алюминиевые миски. Дан пересчитал их — и морозом продрало кожу. Приборов оказалось ровно по количеству «варягов».
Это что за мистика? Или всё проще — женщина видела бой на берегу и успела приготовиться к их визиту? Скорее всего, так и было…
— Присаживайтесь, гости дорогие. В ногах правды нет.
Ашот только открыл рот, чтобы выдать свое обычное «Нет правды и между», но лишь щелкнул зубами — Гурбан предусмотрительно отвесил ему подзатыльник.
Поблагодарив хозяйку, «варяги» устроились за столом. Оружие из рук выпустила только Мариша, которая помогла одноглазой выставить чугунки с тушеной олениной, с перловой кашей, сдобренной маслом, да плошки с солеными грибами, свежей и моченой брусникой.
И вроде надо поесть, но у Данилы напрочь пропал аппетит. Он хмуро ковырнул пару раз деревянной ложкой в парующем мясе. Зато Ашот первым опустошил свою миску.
— Нельзя так над пищей издеваться, а то еще обидится. — Он отобрал у Данилы его порцию. — Я за тебя прощения у нее попрошу. Чего улыбаешься? — Толстяк закрыл один глаз и довольно удачно скопировал голос одноглазой хозяйки терема: — Не веришь если, лучше помолчи. Все ж целее будешь.
Мариша прыснула в кулак. Бахир хихикнул. Один лишь Гурбан укоризненно покачал головой, но потом все же не удержался, улыбнулся. Очень у Ашота похоже получилось.
— Спасибо, хозяюшка. — Гурбан опустил ложку, отодвинул от себя пустую миску. — Помочь ты нам вряд ли сможешь, разве что советом. Нам бы до Гремихи добраться…
Из рук одноглазой выскользнула миска, разбилась с таким звуком, будто треснула бедренная кость. От неожиданности Дан вздрогнул. Хозяйка вся как-то сразу напряглась, встрепенулась. Потом бессильно опустилась на лавку, спиной к столу. Дану показалось, или она действительно побледнела?
— Гиблое то место, — прошептала хозяйка едва слышно. — И раньше было гиблое, а теперь уж совсем… Вам несладко там придется. Если доберетесь.
Не зная, что в Гремихе располагается вотчина вояк, можно еще было проникнуться мистикой, а так страхи женщины легко объяснялись всякими оборонными штуками вроде системы, что охраняла подходы к арзамасской лаборатории отца — с пулеметами и ракетной установкой. Подобное место просто обязано быть гиблым. Удивительно, если б наоборот — место считалось приятным для отдыха и прогулок влюбленных.
Примерно такая же реакция была у всех «варягов». Только Мариша смотрела на хозяйку широко открытыми глазами — старуха совсем заморочила ей голову. Ничего, только покинут терем, чары сразу рассеются, потом еще посмеются вместе над глупым наваждением.
— Ну что, гости дорогие, набили животы? Так чего сидите? Забот, что ли, нет? Давайте-ка за мной. — Хозяйка скрылась в сенях.
Она привела «варягов» к большому сараю во дворе. Со скрипом — Ашот ей помог — открыла большие стальные ворота, через которые не то что пройти, на «Кировце» въехать можно.
Бахир осторожно заглянул внутрь, в темноту.
Где-то далеко завыли волки.
Прикусив губу, одноглазая покачала головой, жестом пригласила пройти за ней и первая шагнула во мрак. Нажала на выключатель — вспыхнул свет.
— Ух… — вырвалось у Мариши от неожиданности. Она все еще была под впечатлением от сказочек аборигенки.
— Ветряк видела? На столбе у дома? Вот он вращается, а генератор вырабатывает электричество, — снисходительно пояснил ей Ашот. — И кто еще в Училище спал?..
Сарай был весьма и весьма большой. То есть достаточно большой, чтобы в нем поместился гусеничный вездеход «Тайга» ярко-оранжевого цвета. О том, что это именно «Тайга», а не, скажем, «Тундра», имелась соответствующая надпись белым между двумя фарами-прожекторами.
Вот, значит, что так впечатлило Маришу. Иллюминация и мистика ни при чем.
— Ничего себе агрегат! — Ашот, которого заинтересовали лампочки и провода у потолка, таки заметил машину повышенной проходимости. — А покататься можно?
Одноглазая подошла к чему-то угловатому, накрытому светло-зеленым брезентом. Обернувшись к Гурбану, сказала:
— Это вам. Берите сколько надо.
Командир недоверчиво нахмурился. Нечасто ему делали подарки. И уж никогда и ничего не дарили бескорыстно. За все надо платить.
— Что это? — спросил он и, когда одноглазая не удостоила его ответом, велел Ашоту и Даниле снять брезент, под которым обнаружились ящики с оружием и боеприпасами.
— Года три назад — а может, лет пять или семь — тут недалеко дикие люди подрали вооруженный отряд с большой земли… Диким эти цацки без надобности, так что я решила себе барахлишко взять. Мало ли, в хозяйстве пригодится.
Ашот хмыкнул, оценив запасливость аборигенки.
— Бочки с топливом для вездехода тоже есть. — Одноглазая указала в дальний темный угол сарая. — И канистры есть, из бочек перелейте про запас себе.
Гурбан кивком отправил Данилу на разведку.
Даже отсутствие освещения не помешало доставщику найти бочки почти сразу. Вот только пахло тут не очень приятно. Да и на полу навалено было всякого, как бы ногу не подвернуть… Оступившись, Данила, чтобы удержать равновесие, схватился за первое, что попалось под руку, — за арматурный прут, шершавый от ржавчины.
— Что там у тебя? — В голосе Гурбана прорезалась тревога.
— Да нормально все, беспорядок просто. Бардак даже. А так путем вроде…
Услышав утробное рычание рядом, Дан отдернул руку. И очень вовремя. Зажглась лампочка, осветив доселе темный угол — и доставщика окатило совсем уж могучим смрадом, и желтые клыки впились в арматуру там, где только что были его пальцы. Оказалось, что прут — это часть клетки, в которой заточен зомбочеловек, мало чем уже напоминающий сапиенса. Слизень на его черепе был такой древний, что аж побелел от старости и раздулся вдвое от обычного. Неужто этот биочип функционирует с самого начала Псидемии? Долгожитель, блин.
Зарычав, зомбак ощерился и просунул лапы меж прутьев — вряд ли для того, чтобы рукопожатием поприветствовать Данилу, но наверняка, чтобы схватить его и сделать больно.
— Зомбак меня закусай! — вырвалось у Дана, он отшатнулся. — Зачем его тут держат?!
Он вскинул автомат, и только крик хозяйки предотвратил убийство.
— Не смей! — В руке одноглазой возник пистолет. В ее одежках много чего спрятать можно, а под юбкой так и дробовик поместится. Пистолет она направила Даниле в спину, а когда он обернулся на крик — в грудь. — Это мой муж! Не смей!
— Муж? — Данила растерялся. — Но он же… Зачем вам такой?
— Как зачем? — Женщина искренне удивилась, будто речь шла не об уродливом зомби, а о писаном красавце. — Муж ведь, мало ли с ним какая напасть приключилась. У меня другого нет и не будет уже. Усыпить сначала отваром специальным, связать, рот закрыть ему — и муж. У нас и дети были… Нету больше, дикие люди их убили…
На миг Данила живенько представил себе сцену совокупления вонючего зомби и одноглазой безумицы, и ему едва не стало дурно. Гурбан сделал знак не спорить с женщиной. Мол, не дразни хозяйку — мало ли, какие еще сюрпризы у нее тут припрятаны.
И то верно, пока она помогает «варягам», ее странности — это ее проблемы.
Убедившись, что мужу не угрожает опасность, одноглазая опустила пистолет.