сообщение было от Саймона. Кэти решила перезвонить ему.

- Кэти? Слава Богу. Что с тобой стряслось? Тримэйн сходит с ума.

- Тримэйн, - холодно сказала Кэти, - крыса. Так же, как и ты.

- Я? - изумился Саймон.

- Это ты вовлек меня в подлую авантюру. Я бы сказала тебе, как это называется.

- Брось, Кэти. Ты так говоришь, будто я продал тебя в рабство.

Она чуть не расплакалась от злости.

- А как это, по-твоему, называется? Слушай внимательно, Саймон. Я хочу, чтобы ты кое-что передал ему от меня.

- Почему я? Поговори с ним сама. Вы же соседи, в конце концов. Почему бы тебе не зайти к нему?

- Да потому, - сквозь зубы прошипела Кэти, - что я не хочу его видеть. Никогда.

- Так-так.

- Ты втянул меня в это. Ты меня и выпутывай.

- Это несправедливо…

- Саймон, - угрожающе произнесла Кэти, - ты хочешь получить мои работы для выставки или нет?

Саймон понял, что спорить бессмысленно.

- Что мне сказать Тримэйну?

Кэти с головой погрузилась в работу и даже нашла студию на соседней улице - правда, не без помощи Эмбер Эдельстайн. В результате она выходила из дома с первыми солнечными лучами и возвращалась к полуночи, стараясь не смотреть на дверь соседской квартиры, когда проходила мимо.

Все каникулы она рисовала так много, как будто от этого зависела ее жизнь. Потом начались занятия в школе, и она добросовестно приступила к преподаванию. Но утром и вечером все равно шла в студию и рисовала, рисовала, рисовала… Словно не могла остановиться. Портрет Эмбер Эдельстайн, великолепные итальянские пейзажи, застывшие в памяти, мраморные статуи в саду и фонтан. Но что действительно пугало Кэти, так это то, что все чаще ее рука принималась чертить на листе силуэт мужчины.

- Психиатры бы нашли это занятным, - бормотала она.

Рука рисовала помимо ее воли. Хэйдон был где-то рядом. Кэти ощущала его незримое присутствие.

- Ладно, мое подсознание просто играет со мной, - говорила себе она, - но с этим можно жить. В любом случае я еще никогда не рисовала так много.

Когда Саймон увидел наконец ее последние работы, он был потрясен.

- Дорогая, - сказал он, - да тебе пора устраивать персональную выставку. То, что ты нарисовала, превосходно.

Мисс Эдельстайн была не так довольна.

- Как-то блекло, - заметила она, глядя на свой портрет. - Я не настолько стара, милочка.

Кэти смешала несколько оттенков желтого цвета и аккуратно обвела черты лица мисс Эдельстайн.

- Лучше, - похвалила та. - Чувствуется страсть, а то мне казалось, что в тебе этого нет.

Кэти перестала отвечать на телефонные звонки. Ей было все равно. Хэйдон Тримэйн больше не пытался связаться с ней. Разве не этого она хотела? Чтобы он оставил ее в покое?

Иногда, когда она возвращалась вечером домой, в его квартире горел свет. Совпадение? Такими ночами Кэти не могла спать, а если и засыпала, ей начинали сниться кошмары, и она вскакивала со слезами унижения на глазах.

Тогда она бежала в студию и снова рисовала.

Эти работы, написанные долгими бессонными ночами, она не показывала ни мисс Эдельстайн, ни Саймону. К тому же и сама не всегда могла на них смотреть, слишком тяжело они ей дались.

В первый раз, когда она попробовала написать портрет, это был портрет Майка. До того ужасного дня он часами позировал ей. Сейчас она рисовала Хэйдона. Она помнила каждую морщинку на его лице, каждое его движение. Ей казалось, что он оживает под ее кистью, и иногда она разговаривала с портретом. Если бы Саймон знал, он бы сказал, что она изменилась и это к лучшему.

Неожиданно позвонил отец. Впервые за долгие годы Кэти не побледнела, услышав его голос, а продолжала делать себе бутерброд.

- Я беспокоился, все ли с тобой в порядке, - сказал он.

Проявление чувств было так ему несвойственно, что Кэти едва не выронила трубку.

- Разумеется, со мной все в порядке. Что тебя беспокоит?

- Ну… - неуверенно начал он, - я не видел тебя с Рождества. Твоя мать сказала…

- Ты звонил маме? - удивилась Кэти.

Он помолчал, а потом с заметным усилием произнес:

- Я знаю, что был плохим отцом, Кэт, но это не значит, что я не люблю тебя. Просто твоя мама ясно дала понять, что сама займется твоим воспитанием. А я… я виновен в том, что с тобой произошло.

- Неправда. Ты ни в чем не виновен, - искренне возразила она. - Ты спас мне жизнь. Отогнал быка.

- Я опоздал, - горько сказал отец.

Она вспомнила выражение его лица, когда он увидел шрам. Совсем как у Майка. Только сейчас она поняла, что это было не отвращение, а жалость.

- Папочка, - ласково заговорила она, - я гуляла по полю в запрещенном месте. Никто не знал, что там находился бык. Когда я позвала тебя, ты прибежал так быстро, как мог. Не вини себя.

- Ты правда… не считаешь меня виноватым? - странным голосом спросил отец.

- Я никогда не считала тебя виноватым.

- Но твоя мать…

- Мама поступила опрометчиво. Она была не права.

- Да, - согласился он. - Послушай, Кэт, мы можем встретиться?

Она поколебалась.

- Через пару недель у меня состоится выставка, поэтому я сейчас очень занята.

После некоторой паузы он осторожно спросил:

- А ты не против, если я приеду на выставку?

- Это было бы чудесно!

- Тогда я приеду.

Кэти повесила трубку и закружилась по кухне.

- Это и называется «увидеть свет в конце тоннеля», - пропела она. - Как там у «Битлз»? «Расправь сломанные крылья и учись летать!»

Когда Саймон заскочил к ней в студию, она попросила у него приглашение для отца. Он записал адрес и сказал, что немедленно отошлет.

- Знаешь, нам придется пригласить Тримэйна на открытие, - предупредил он.

Кэти замерла.

- Тогда вычеркни меня, - резко заявила она, возвращаясь к мольберту.

- Кэти, подумай! Тримэйн покупает картины. Здесь ничего личного. К тому же он один из лучших друзей Кита, - с отчаянием добавил Саймон. - Мы не можем его не пригласить.

- Отлично. Тогда не ждите, что приду я.

- Ты должна. А вдруг с тобой захотят поговорить критики? Выставкой уже заинтересовались многие газеты и телепрограммы.

Кэти пожала плечами.

- Или я, или Хэйдон Тримэйн. Выбирай.

Саймон покачал головой.

- Что он такого сделал? Ты ведешь себя как ребенок.

Кэти не ответила. Саймон вздохнул и вышел.

Когда за ним хлопнула дверь, Кэти отложила кисть и направилась к окну.

«Я живу, пока продолжаю бороться, - подумала она. - Но Саймон прав: надо пойти, несмотря на риск.