Люк осушил еще один стакан вина, но возникшее в животе тепло не шло ни в какое сравнение с тем огнем, который пылал в его сердце.
На стол со стуком опустился стакан – перед Люком уселся Шеймус. Помощник с упреком взглянул на капитана и проворчал:
– Ты выглядел таким несчастным, что я не мог оставить тебя одного. Тебя терзает чувство вины?
Люк закрыл глаза. Он не подозревал, что его чувства столь очевидны.
Шеймус грустно улыбнулся:
– О, об этом не беспокойся. Никто, кроме меня, не мог заметит того, что скрывается за твоим внешним спокойствием.
– Ну, если ты такой проницательный, тогда скажи, что мучит меня?
– Все грехи мира, – со вздохом ответил ирландец.
Люк внутренне ощетинился, хотя внешне не подал виду.
– Ты насмехаешься надо мной?
Шеймус рассмеялся.
– Нет, восхищаюсь тобой. Ты был бы никудышным мужчиной, если бы раскаяние не грызло тебя при мысли об обмене на деньги женщины, которая захватила твое воображение.
Люк не стал возражать и не проявил беспокойства – ведь Шеймус хорошо знал его и видел насквозь. Ирландец же между тем продолжал:
– Парень, ты не можешь одновременно любить женщину и использовать ее в качестве орудия мести.
Люк нахмурился и кивнул:
– Я знаю.
– Ты должен решить, что для тебя важнее – деньги Монтгомери или его дочь.
На словах все выглядело очень просто.
– Деньги мои, и я должен вернуть их. А женщину приходится держать на цепи, чтобы она не сбежала. У меня нет выбора, мой друг.
– Выбор всегда есть, Люк. Всегда. Ты должен жить… как все нормальные люди. Может быть, пришло время отказаться от мрачной клятвы и подумать о своем личном счастье?
Глаза Люка вспыхнули.
– Нет! Ни за что! Как я могу строить свое счастье с ней, если не обрел положения в обществе? Я не могу брать на себя обязательства, которые не в состоянии выполнить. Я не допущу, чтобы те, кого я…
– Любишь? – спросил Шеймус. Люк судорожно сглотнул и проговорил:
– Совершенно верно. Да, я не допущу, чтобы те, кого я люблю, страдали из-за моих пустых обещаний. Никогда. Я не хочу владеть тем, что не способен сохранить и защитить. У меня нет ничего, Шеймус. Ни власти, ни имущества. Сам я могу терпеть это, но я не имею права связывать другого человека со своей неопределенной судьбой. Это было бы слишком… жестоко. – Дрожь в голосе Люка выдавала его чувства.
– Люк, ты не можешь воскресить их. Не можешь изменить то, что случилось. Если бы существовала такая возможность, я пожертвовал бы всем ради этого. Ты ведь знаешь это, не так ли?
Люк опустил глаза и кивнул:
– Да, знаю.
Шеймус тяжко вздохнул и произнес:
– Так что же ты решил?
Люк пожал плечами и пробормотал:
– Разве счастье возможно для меня? Мне остается только вершить правосудие, и оно осуществится, когда Монтгомери будет вынужден вернуть то, что по праву принадлежит мне. – Люк стукнул кулаком по столу, расплескав вино из стаканов.
Допив остатки вина, он снова наполнил свой стакан. Положив руку на плечо друга, Шеймус проговорил:
– Подумай, Люк. Возможно, ты сможешь осуществить свою месть и оставить леди при себе. Может быть, найдешь удовлетворение, отобрав у этого негодяя нечто не менее ценное. Например, дочь вместо выкупа.
Люк пристально посмотрел на пожилого ирландца:
– Неужели ты считаешь, что обольщение… и даже обручение с дочерью Монтгомери будет приемлемой местью? Возможно, это глубоко уязвит его, – но равноценно ли это золоту?
Шеймус пожал плечами.
– И все же подумай, Люк.
«Что ж, весьма соблазнительный вариант, – сказал себе Люк. – Элиза будет принадлежать мне, а Монтгомери наверняка задохнется от злости, узнав об этом. Но удовлетворит ли меня такая месть?»
Однако дело было не только в Монтгомери. Главная проблема – сама Элиза.