– Так-так, сестра Дивайн, давайте-ка поменяем ему белье.

– Ах, старшая, конечно.

Тебя опять застукали, Патриция. Ты опять болтала с овощем.

В пизду белье.

Ненавижу, когда меня трясут, как горошину в свистке, свисток…

Свист.

Тут нужна ГЛУБИНА.

Г

Л

У

Б

Ж

Е

Мы покружили по тропинке, идущей по кромке леса, и наконец въехали на двор. Хижина была необычной постройки – на сваях. Запах дизельного топлива, исходящий от нашей машины, заглушил все ароматы. Пахло, как в больни… только не в больнице –

б

л

я

д

ь

– А он еще вполне увесистый, правда, Триция?

– Это точно… Мне совсем не нравится, что мы вот так запросто перетаскиваем его в коридор, Бев.

– Согласен, но это только на пару дней. Потом мы положим его обратно в палату. Так ведь, Рой?

А мне по хуй, куда вы меня положете. Хоть на помойку меня снесите, мне поебать.

– Все равно это не хорошо. Какому-то богатенькому частному пациенту понадобилась отдельная палата, а человека в коме, который у нас уже, считай, прописался, выталкивают в коридор, пока не выпишут этого толстосума…

– Больнице нужны деньги, такие клиенты очень выгодны.

– Хорошо, что его родственники придут не в мою смену, мне не придется объяснять, почему его выперли в коридор.

Глубже.

А как насчет потрахаться? Представлю себе эдакую голограмму Патриции Дивайн из плоти и крови и трахну ее… нет, нет, и нет

Доусон

Доусон похож на тюленя-убийцу, глаза открыты, взгляд настороженный, лицо в жировых складках…

Как же она выглядит, эта Патриция Дивайн

ВОЛОСЫ

ГЛАЗА

ЗУБЫ

КОЖА

СИСЬКИ

ЖОПА

МОХНАТКА

НОГИ

Женщина нужна здесь не как реальное лицо, а так, только для траха, только для

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

Доусон…когда мы добрались до хижины, он подскочил ко мне и, как будто не замечая Сэнди, стал с театральным радушием трясти мою руку. Несколько секунд он смотрел мне в глаза, в течение которых ухитрился достигнуть определенной степени близости, после чего загудел с нарочито сердечной интонацией: – Рой Стрэнг, я так много читал о вас в газетах.

Очень рад познакомиться.

– По части известности вы и сами не промах, мистер Доусон, – отпарировал я.

– Локарт, пожалуйста, зовите меня по имени, – запричитал он. Дурацкая ухмылка еще несколько мучительных секунд блуждала по его лицу, после чего он еще раз проникновенно посмотрел на меня. В его глазах была какая-то фальшь, неискренность, абсолютно не сочетавшаяся с его незакрывавшимся ртом. Знаете, кого он мне напомнил? Старого гомика, который бродит по барам для одиночек в надежде, что его кто-нибудь снимет; он еще вполне беспечен, но уже очень хорошо усвоил, что время безжалостно. Секунду или две его лицо выражало тревогу, как будто он читал мои мысли, после чего он снова закудахтал: – Смеем надеяться, что наша известность несколько более прочного свойства. Но, как говорится, всякая известность хороша. С этим изречением я готов согласиться.

Беседа начинала мне надоедать.

– Не в этом дело. Немногие были бы рады испытать то, что выпало мне…

– Что за самоедство, Рой! Вы меня разочаровываете, – прогудел он и хлопнул меня по спине, от чего раздался звук, будто свежую рыбу шлепнули на разделочную доску. Затем он потащил меня через весь дом в библиотеку, за которой открывалась оранжерея, завершавшая строение. Когда мы подошли к застекленным дверям, он вытащил с полки книгу и протянул мне. – Это для вас, – осклабился он. Я прочитал название:

МОЛОДЕЖЬ В АЗИИ

Я сунул книгу в полиэтиленовый пакет, который таскал с собой.

– Я смотрю, инструментарий у вас весь под рукой, – ухмыльнулся он. Ну что за на хуй – это замечание меня немного смутило. Я стал что-то припоминать, нет, не мысль, а какое-то ощущение из моей жизни. Мне стало как-то не по себе, и я обрадовался, когда вошел Сэнди и рассеял это ощущение, пока оно не переросло в отчетливое воспоминание.

Сэнди сказал что-то насчет джипа. Дорога на ранчо доконала нашу ржавую колымагу. Подозрения Сэнди оправдались: Доусон не упустил случая и продал нам списанный из Джамбола парка джип втридорога.

– Эта машина превзойдет все ваши ожидания, – сказал он, ухмыльнувшись, и посмотрел на Сэнди так, что того аж передернуло.

Мало того что Доусон ободрал нас как липку, он заставил нас тащиться за ним на холмы, чтобы мы могли насладиться его любимым видом, естественная красота которого регулярно привлекала его внимание. Нам пришлось пройти примерно 2,5 мили от хижины № 1690 в то время, как жара стояла невыносимая, чудовищная; пятно пота на рубашке Джеймисона превратилось в бубновый туз. Я сказал об этом, и Доусон одобряюще осклабился, выглянув из своего одноместного «багги». Пот струился по ногам, Сэнди выглядел довольно свежо, а Доусон хоть и ехал на мотокаре, весь взмок и дышал тяжело. Одним колесом он переехал змею, размазав ее по тропе. Голова змеи высунулась из-под машины и показала нам страшный оскал.

– К сожалению, машина только одна, – сказал он, широко улыбнувшись, и согнулся под прямым углом, чтобы залезть в свой «багги». Он завел мотор и, без конца треща и подшучивая, вписал нас тащиться за ним пешком. Кожа у Доусона была цвета цыпленка табака, что крайне не сочеталось с набриолиненной копной редеющих каштановых волос, бледно-голубыми глазами и жемчужными зубами, которые он беспрерывно оголял, – так вывешивают белье на просушку. Потом еще оказалось, что он намазался каким-