сколько бы ты ни выпил, этого всегда будет мало, чтобы отключиться от страшной реальности жалкой и постылой жизни.

Э, да я же его знаю.

- Эй, ты же Алан, да? А это что такое? - Я показываю на золотистую баночку «карлсберг спешл». - Из фиолетовых уже не пьешь? Обуржуазился, а? Или мы взялись за ум?

Он смотрит, стараясь взять меня в фокус.

- Брюс! Брюс Робертсон! - подсказываю я. - Помнишь? Я поступил в полицию перед самой забастовкой. Как говорится, выбирай сильнейшего. А ты-то сам как? Чем занимаешься? Наверняка политикой. Тебя же всегда тянуло к публичным выступлениям.

Лоутон мычит что-то нечленораздельное. Похоже, узнал.

- Не получается? Утратил навыки, а? Ладно, улетаю, пока. - Я поворачиваюсь и иду через площадку. За спиной слышен злобный рык.

Я, мы улавливаем, однако, пару слов. Дрянь!

Чтобы какой-то паршивец, какой-то мудак... Не на того напал. Лоутон. Ничтожество. Пустое место. Это он дрянь. Это он мусор.

В углу автопарка двое придурков в форме чешут языками с транспортным инспектором. Подхожу к ним.

- Все в порядке? Показываю удостоверение.

- Да, - нервно отвечает один.

- Итак, офицер?..

- Кэмерон, сэр.

- Так вот, констебль Кэмерон, предлагаю вам и вашему коллеге прекратить чесать яйца и заняться делом. Вы знаете,

Алан. Алан Лоутон. Когда-то, в не столь уж давние времена, был членом забастовочного комитета. Как дела, приятель? Чем промышляешь теперь, через десять лет после закрытия последней шахты? Как живешь сейчас, когда в родном поселке тебя считают уже не героем-социалистом, а занудливым придурком.

(на твоем счету две забастовки, Брюс. Три забастовки - ты на улице.)

как власти нашего города относятся к любым проявлениям неподобающего поведения в общественных местах?

- Да... мы... - запинаясь, лепечет он. Сосунок.

- Полагаю, вы здесь на дежурстве?

- Да, сэр.

- Рад слышать. Там, у стены, какой-то подонок. - Показываю в направлении Лоутона. - Оскорбляет пассажиров, включая меня. Заберите этого мерзавца или мне придется заняться вами. Ясно?

- Да, сэр. - Констебль Кэмерон поворачивается к напарнику. - Идем.

Они бегут через площадку и хватают ничего не понимающего Лоутона.

Лоутон всегда мне нравился, но, похоже, он так никуда и не продвинулся со времени тех славных для него деньков шахтерских забастовок. Все, что я могу для него сделать, это освежить засранцу память. Я и сам как будто возвращаюсь в прошлое, наблюдая за тем, как парни в синем запихивают бедолагу в полицейскую машину.

Новый офис в Саут-Сайде уже выглядит не лучшим образом: на стеклянных дверях жирные отпечатки пальцев, на столах черные следы от сигарет, на доске объявлений плохо отпечатанные, выцветшие плакаты. В воздухе запах дезинфектанта, того самого, которым пользуются во всех учреждениях, чтобы скрыть, хотя и безуспешно, запах мочи. Какая-то старушка пытается взять в оборот дежурного сержанта, но Сэмми Брайс настоящий профессионал, и вывести его из равновесия не так просто.

- Понимаю, - говорит он, - но если нет заявления, то мы бессильны что-либо сделать.

- А что же мне делать? - спрашивает она.

- Вам следует обратиться в ближайший к месту правонарушения полицейский участок.

- Но мне сказали, что любой полицейский участок... От отчаяния старуха едва не плачет.

- Любой, если есть заявление.

Я подмигиваю Сэмми - он не самый плохой парень из тех, что носят форму - и поднимаюсь наверх к Дэви Маклафлину.

Детектив-сержант Маклафлин занимается делом Блейдси, который по возвращении из родного Ньюмаркета мало того что недосчитался жены, так еще и умудрился попасть за решетку. Маклафлин для этого случая как раз то, что надо: рыжий ублюдок-папист, вонючий кусок расовой блевотины.

- Так ты хорошо знаешь Клиффа и Банти Блейдс? - спрашивает он.

Конечно, разговаривать с этим конопатым недоделком удовольствие небольшое, но делать нечего, и я придаю лицу озабоченное выражение.

- Да, Дэви, мы друзья их обоих. С Блейдси, то есть с Клиффом Блейдсом, я знаком уже пару лет, а вот с Банти познакомился относительно недавно. Ей пришлось довольно нелегко из-за звонков какого-то психопата, и Блейдси хотел, чтобы я помог ей, поддержал...

- Тебе приходило в голову, что звонит он сам? Я вздыхаю и медленно качаю головой.

- Дэви, я служу в полиции столько, что уже и вспоминать не хочется, и такое дело у меня не первое. Должен признаться, я даже представить себе не мог что-то подобное. - Тяжелая пауза. - Теперь-то понятно, что для него главным в игре был элемент риска, это его заводило. Как же он меня!

Я бью кулаком по столу.

- Не изводи себя так, приятель, - утешает меня Маклафлин. Хм, не такой уж он и плохой парень... для католика. - Нам всем приходится отключаться от работы и жить своей жизнью. Иногда мы просто ошибаемся в людях.

- Но Дэви, я чувствую себя полным кретином...

- Брюс, у каждого из нас есть частная жизнь, и нельзя подозревать в каждом встречном Джеки Трент. Сказать по правде, выходя за дверь управления, каждый забывает о работе и становится просто человеком.

Ты, может, и становишься. Но ты же папист, так что не равняй себя с другими. Если у тебя вся родня уголовники, то ты, конечно, поневоле забываешь о работе.

- Я хочу его видеть.

- Не думаю, что это хорошая мысль, Брюс.

- Дай мне всего пару минут. И не беспокойся, я эту мразь и пальцем не трону, - обещаю я.

- Ладно.

Он сдвигает рыжие брови. Пусть Маклафлин и католик, пусть и против абортов, но полицейский на все сто.

Иду к камере, где держат Блейдси. Рядом с ним придурок в форме, который при моем появлении выходит.

Блейдси ничего не говорит, но в глазах его вспыхивает надежда. Рад меня видеть. Этот жалкий ублюдок действительно рад меня видеть!

Думает, что я могу водить дружбу с таким вот гнусным извращенцем. Надо сразу показать ему, что и как.

- Ах ты пиздюк! - с ходу бросаю я. - Вонючка! Срань! Ты же с самого начала меня наебывал! Нес всю эту чушь про Фрэнка Сайдботтома! Дрочил у меня под носом!

Блейдси просто раздавлен несчастьем.

- Нет! - протестует он.

Вид у него настолько жалкий, что мне трудно смотреть ему в глаза. Я отворачиваюсь, но игра есть