ВЫ ПРИГЛАШЕНЫ В КАЧЕСТВЕ ПОЧЕТНОГО ГОСТЯ НА ТОРЖЕСТВЕННЫЙ ОБЕД В ЧЕСТЬ ТОМА СТРОНАКА

Отель «Шератон», Латин-роуд, Эдинбург Понедельник, 28 декабря 1997 г. Фрак не обязателен

Денежное пожертвование в Благотворительный фонд Тома Стронака в размере 60 фунтов стерлингов.

Денежное пожертвование. Шестьдесят монет. Ловко же меня одурачили. И кто? Говнюк Стронак! Я молчу. Сам виноват - можно было догадаться, что здесь где-то подвох. Он всегда такой. Как только речь заходит о возобновлении контракта, так и начинается: закулисная возня, дешевые драматические приемчики и прочее. «Ивнинг ньюс» не раз об этом писала. Там, где пахнет бабками, этот мудак своего не упустит.

- Извини, Брюс, я не могу отдать их тебе просто так, ты же и сам понимаешь.

- М-м-м-м, да, Том, понимаю, - бормочу я. - Подожди, только схожу за чековой книжкой.

Ну скотина!

Выписываю, скрепя сердце, чек, а эта сволочь нашептывает мне на ухо:

- На обеде будет Грэм Саунес. Надеюсь, и Кенни Далглиш сумеет вырваться. С Родни Долакром все уже согласовано. Ты же знаешь, как он умеет выступать.

- М-м-м-м. Родни Долакр. Я слышал, он делает сейчас неплохие деньги.

- Да, приятно, что он проявил интерес.

Чтобы Далглиш, Саунес или Долакр приехали на обед в честь этого шланга? Да никогда в жизни.

Не успел Стронак урвать свое, как к нему вернулась обычная заносчивость, столь характерная для большинства футболистов.

- Если понадобятся еще билеты, Брюс, ты только свистни. Это не значит, что они у меня обязательно будут, но, зная тебя и все такое...

- Буду иметь в виду, - бросаю я, протягивая чек, сумма которого эквивалентна двенадцати сеансам минета.

Скотина!

Стронак с противной улыбочкой на лице уходит. Доволен собой, потому что думает, будто оставил в дураках Брюса Робертсона. Что ж, мой недалекий футбольный друг, тебя тоже ждут неприятные новости. И заключаются они в том, что правила не изменились.

Позже вечером приходит Крисси. Тюлевые шторы на окне Стронаков слегка раздвигаются, но Том сегодня играет, так что слежку, судя по всему, ведет его сучка. Впускаю гостью, и мы без долгих предисловий начинаем игры с отключением газа. Надо отдать должное, получается у нее неплохо. Быстро схватывает.

- Крепче, Брюс... туже... - шипит она, и я чувствую, как пояс сдавливает дыхательное горло.

Мне бы ее энтузиазм. Перед глазами написанные на доске имена конкурентов в гонке за повышением:

ГАС БЕЙН ПИТЕР ИНГЛИС ДЖОН АРНОТТ

Хренов плебс... вот уж вам... держите...

- Еще, Брюс, еще! Быстрее! Ну же, Брюс, давай! - стонет Крисси.

Хрен вам всем...

На комоде фотография Стейси в рамке. Я не могу на нее смотреть. Надо было положить лицом вниз или убрать куда-нибудь. Она смотрит на нас... наблюдает...

Стейси видит, как я с этой стервой...

...нет...

Я хороший... так сказала она... та женщина, его жена... Я пытался вернуть его к жизни... пытался... А теперь... Дрючу эту дрянь...

Туда-сюда... взад-вперед... сильнее... глубже... быстрее...

- О, Брюс... ну же... о... ооо... о Господи... о... о... оооооо...

Жарю и жарю, но этой бляди сколько ни пихай - все мало. Я уже взмок, а потому, когда комнату наполняет жуткий пронзительный вопль, сигнализирующий, что она улетела, и ремень на горле ослабевает, я с облегчением довожу до финиша и себя.

- Бля, Крисси... - выплевываю я, ощущая замирающие толчки.

Падаю на нее, скатываюсь, и мы на какое-то время засыпаем. Я просыпаюсь первым и изучаю нанесенный урон.

На веке лопнул кровеносный сосуд, на шее темнеет густой синяк. Я же профессиональный служитель правопорядка. Мне с людьми работать. Не могу же я расхаживать в таком виде только из-за какой-то эгоистичной бляди. Тем более сейчас, перед самым повышением.

- Было великолепно, - говорит Крисси, лениво потягиваясь, и начинает одеваться. - Послушай, Брюс... - Она натягивает белье, влезает в юбку и застегивает блузку. - Нам о многом нужно поговорить, прежде всего о наших отношениях, по мне кажется, что спешить не стоит.

- Вполне разумно, - говорю я.

Выглядит она неплохо. Немножко пополнела, покрасила волосы. В движениях чувствуется уверенность и грациозность.

- То есть я хочу сказать, что нет смысла, не закончив одно дело, начинать другое. - Она улыбается, отбрасывает назад полосы и неторопливо причесывается. - Давай сохраним то, что есть, и не будем ничего менять. Проверим чувства...

- Полностью с тобой согласен. Как говорится, семь раз отмерь... - Пожалуй, неплохо бы перепихнуться еще разок. - Послушай, почему бы тебе не остаться? Мы могли бы перекусить, а потом еще поразвлечься, а?

Я перехожу к комоду и убираю фотографию Стейси в верхний ящик.

- Я бы с удовольствием, Брюс, но мне надо кое с кем встретиться.

- Вон оно что, - говорю я.

- Увидимся, Брюс. Пока, малыш. - Она вешает на плечо сумочку, поворачивается, целует меня в лоб, подмигивает и, придав голосу американский акцент, говорит: - Рада, что мы паркуемся на одной стоянке.

Дверь за ней закрывается.

- Верно... Ушла. Что б ее...

Думает, что ей все сойдет с рук. И это после того как из-за нес мое повышение оказалось под вопросом. Кем она вообще себя возомнила? Она никогда не заменит Кэрол! Никогда!

Дешевая шлюшка! Полицейская подстилка!

Оставила помаду. Красную-красную помаду.

Надо признать, мы совершили ошибку, уехав из Австралии. Нам с Брюсом было хорошо там. Просто так случилось, что после смерти отца моя мать захотела, чтобы мы вернулись. Оставаться не имело смысла, потому что Стейси была маленькая и еще не пошла в школу. Знаю, я повела себя эгоистично и не думала о карьере Брюса. А у него дела в сиднейской полиции шли очень хорошо. Ему было дьявольски трудно вернуться в Шотландию на более низкую должность, чем та, которую он занимал в Австралии.

Я так хочу снова быть с Брюсом, снова быть одной семьей: я, он и наша малышка Стейси. Ей надо понять, как плохо она поступила, сколько несчастий причинила своими глупостями. Меня часто охватывает чувство вины, я понимаю, что должна была больше заниматься с ней, научить ее видеть разницу между плохим и хорошим. Вообще-то она добрая девочка, и важно, чтобы она знала, что мы с Брюсом прощаем ее.

Подобного рода проблемы возникают во всех семьях; главное, не придавать им слишком большого значения. В нашем нынешнем, таком сложном мире детям очень трудно.