– Довериться их науке. Научиться у них всему, чему сможем. Возможно, мы очень быстро будем очищены оттого яда, что носим в себе, и нам будет позволено снова вернуться из этой отдаленной пустыни, где одни шахты, турбины и скалы, в города-сады, которые мы даже и не разглядели по-настоящему. Там мы тоже кое-что узнаем о подлинной цивилизации… А в конце концов мы, вероятно, вернемся в собственный хаотичный мир с приобретенными знаниями, принесем ему надежду и помощь, как миссионеры нового социального порядка.

– Но позвольте!.. – начал отец Эмертон. Его снова опередил мистер Берли.

– Все, что вы говорите, – заметил он, – опирается на недоказанные предпосылки. Вам угодно смотреть на эту Утопию сквозь розовые очки. Все остальные… – он пересчитал присутствующих, – все одиннадцать против вас одного, смотрят на вещи без такой благожелательной предвзятости.

– И могу ли я спросить, сэр! – воскликнул отец Эмертон, вскочив с места и так ударив по столу, что задребезжали все стаканы. – Могу ли я спросить, кто вы такой, чтобы брать на себя роль судьи и цензора над мнением всего человечества? Ибо я говорю вам, сэр, что перед нами отверженный, безнравственный и чуждый мир, а мы – все двенадцать – представляем здесь человечество. Мы авангард, пионеры в этом новом мире, который даровал нам господь, точно так же, как он даровал Ханаан своему избранному народу – Израилю – три тысячи лет тому назад… Я спрашиваю, кто вы такой…

– Вот именно? – подхватил Пенк. – Кто вы такой?

– Кто вы такой, черт побери? – поддержал его мистер Ридли.

Мистер Барнстейпл был слишком неопытным оратором и не знал, как встретить такую лобовую атаку. Он беспомощно молчал. К его удивлению, на выручку ему пришла леди Стелла.

– Это нечестно, отец Эмертон, – заметила она. – Мистер Барнстейпл, кем бы он ни был, имеет полное право высказать свое мнение.

– А высказав свое мнение, – подхватил Кэтскилл, который все время ходил взад и вперед, по другую сторону стола, – м-да, высказав его, он дает нам возможность продолжать обсуждение стоящих перед нами вопросов. Я полагаю, неизбежно должно было случиться, чтобы даже здесь, в Утопии, среди нас оказался человек, уклоняющийся от воинской повинности из принципиальных соображений. Остальные же, я уверен, единодушны в своем мнении относительно положения, в котором мы находимся.

– Да, единодушны! – подтвердил мистер Маш, смерив мистера Барнстейпла злобным взглядом.

– Очень хорошо, – сказал мистер Кэтскилл. – Тогда мы должны следовать тем прецедентам, которые уже имели место в подобных случаях. От мистера… мистера Барнстейпла мы не станем требовать, чтобы он разделил с нами опасности и славу воинов. Мы попросим его нести какую-нибудь полезную вспомогательную гражданскую службу…

Мистер Барнстейпл протестующе поднял руку.

– Нет, – сказал он, – я не собираюсь быть вам чем-либо полезным. Я отказываюсь признать эту аналогию с мировой войной, но так или иначе я решительно против вашего плана разгромить целую цивилизацию. Вы не можете назвать меня принципиально уклоняющимся от воинской повинности, потому что я не отказываюсь воевать за правое дело. Но ваша авантюра не правое дело… Я умоляю вас, мистер Берли, вас, не только политика, но и человека высокой культуры, философа, еще и еще раз взвесить то, на что нас толкают: на акты насилия и разбой, после чего возврата уже не будет!

– Мистер Барнстейпл! – сказал мистер Берли с большим достоинством и легким упреком. – Я все взвесил. И осмелюсь сказать, у меня есть некоторый опыт, традиционный опыт в общественных делах. Я, может быть, не во всем согласен с моим другом мистером Кэтскиллом. Более того, в некоторых отношениях я с ним совершенно не согласен. Если бы я обладал единоличной властью, я сказал бы, что мы должны сопротивляться этим утопийцам, сопротивляться из уважения к себе, однако не путем насилия и агрессии, как предлагает мистер Кэтскилл. Я считаю, что нам следовало бы быть более гибкими, более осмотрительными, и тогда мы могли бы рассчитывать на больший успех, чем может надеяться мистер Кэтскилл, но это – мое личное мнение. Ни мистер Ханкер, ни лорд Барралонг, ни мистер Маш, ни мосье Дюпон не разделяют его. И мистер… словом, наши друзья… э-э-э… наши друзья из технической службы тоже, кажется, его не разделяют. Но что, по моему мнению, абсолютно необходимо нашей группе землян, попавших в этот чуждый мир, – это единство действия. Что бы ни случилось, мы не должны пасть жертвами разногласия между нами. Нам надо держаться вместе и действовать как единое целое. Обсуждайте, если желаете – когда есть время обсуждать, – но в конце концов решайте. А решив, лояльно выполняйте это решение… Что же касается необходимости взять одного-двух заложников – я ее не отрицаю. В этом мистер Кэтскилл совершенно прав.

Мистер Барнстейпл был плохим спорщиком.

– Но ведь эти утопийцы такие же люди, как и мы, – возразил он. – Все, что есть в нас разумного, цивилизованного, говорит о необходимости признать их превосходство…

Его подчеркнуто грубо перебил мистер Ридли.

– О господи! – воскликнул он. – Долго мы еще будем болтать! Уже вечер, а мистер… вот этот джентльмен уже все сказал, даже больше, чем надо. Мы должны распределить обязанности, чтобы до наступления ночи каждый знал, что ему делать. Я предлагаю избрать мистера Кэтскилла нашим командующим с вручением ему всей полноты военной власти.

– Я поддерживаю предложение, – с внушительным смирением проговорил мистер Берли.

– Может быть, – сказал мистер Кэтскилл, – мосье Дюпон согласится быть моим заместителем, как представитель своей великой страны, нашего славного союзника?

– Только за неимением кого-нибудь более достойного, – согласился мосье Дюпон, – и для того, чтобы интересы Франции должным образом уважались…

– А мистер Ханкер, возможно, согласится быть моим лейтенантом?.. Лорд Барралонг будет нашим квартирмейстером, а отец Эмертон – нашим капелланом и блюстителем нравов. Мистер Берли, само собой разумеется, станет нашим гражданским главой.

Мистер Ханкер кашлянул и нахмурился с видом человека, которому предстоит нелегкое объяснение.

– Я не буду лейтенантом, – сказал он. – Я не хотел бы занимать никакого определенного поста. Я не люблю брать на себя… международные обязательства. Я буду наблюдателем. Наблюдателем, который помогает. И вы убедитесь, господа, что на меня можно рассчитывать во всех случаях, когда моя помощь