Двор был декорирован зеленью — деревцами и цветами в вазах, а по полу, в каменном углублении, бежал, извиваясь, мелкий ручеек, перетекая из одного прудика, где били фонтаны, в другой. Во дворе толпились нарядные придворные, чьи голоса мешались с музыкой воды и хрустальных колокольчиков, украшающих миниатюрные деревья. Через элегантную толпу шла высокая женщина, одетая в черные развевающиеся одежды, голову которой прикрывал лишь капюшон, такой легкий, что солнце горело на ее белокурых волосах. Толпа расступалась перед ней с готовностью, пожалуй, объяснявшейся далеко не одной вежливостью.

— Это Шискан сон Карадон, дочь судьи Имперского Придворного Суда. Мало того, что Констанс и его присные нарушают обычаи патрициев, они еще развратили дочь судьи…

Когда наследница произнесла ее имя, женщина внизу остановилась и подчеркнуто подняла голову, как бы прислушиваясь сквозь гул толпы к тому, что говорит о ней другая женщина в тридцати ярдах от нее.

— Соблюдай осторожность, — пробормотал Риатен. Подойдя к наследнице, он мягко отвел ее от окна. — Никогда не произноси ее имени. — И, встретив удивленный взгляд, продолжал: — Мне известно о ее… обращении. Год назад я предложил ей мантию Хранителей и сказал, что готов сделать ее моей ученицей. Она отказалась. И я нисколько не удивился, узнав, что она примкнула к Констансу. А вы знаете, сколько еще таких? Мужчин и женщин с искрой Старого Знания в душе, которые могли бы занять достойное место среди Хранителей? И некоторые из них отнюдь не раскрывают себя, как эта.

«Они не знают, кто мы такие, они не ведают, что с нами случилось», вспомнил Хет. Женщина внизу пошла дальше, как бы прорубая просеку в толпе.

Помрачнев, Риатен сказал:

— Надо радоваться, что она еще не носит боль-палку. У меня подозрение, что Констанс нашел где-то целый склад этого оружия, хотя я полагал, что знаю каждую работающую боль-палку в нашем городе. Он, по-видимому, использует их для низких целей, в том числе для подкупа разбойников. И где только он их берет?

Наследница покачала головой. Ее рот был сурово сжат.

— Может быть, мой возлюбленный отец Электор каким-то образом снабжает Констанса. Неужели это тебя удивило бы? Думаешь, мой отец может ему в чем-нибудь отказать?

Никто не ответил на этот риторический вопрос. Хет подумал: а понимает ли наследница, что каждый раз, когда она произносит слова «мой возлюбленный отец Электор», яд в ее голосе слышится так отчетливо, что она может невзначай отравиться своей собственной слюной. Как только они выйдут отсюда, он должен рассказать Риатену о своих встречах с Констансом. Во всяком случае, о встрече с ним в Пекле. Аристай Констанс, конечно, безумен, но не настолько, чтобы подкупать разбойников такими редкостями, как боль- палки, а потом гоняться за ними по Пеклу и убивать. Во всяком случае, Хет так не думал.

Наследница опять повернулась к Риатену.

— Если ты найдешь эти редкости, ты поддержишь меня, когда придет время провозгласить меня Электором?

— Я уже клялся тебе в этом. — Если Риатен и повторял эти слова так часто, как, по предположению Хета, ему приходилось это делать, то он ничем себя не выдал.

Черные глаза наследницы сверлили Мастера-Хранителя, и Хет чувствовал, что она сейчас готова дать тому любое разрешение или благословение — чего бы он ни попросил. Тогда им наконец-то можно будет уйти. Но потом наследница качнула головой и сказала:

— Откуда мне знать, отыщешь ли ты эти древности, спрятанные где-то так давно? Разве ты уже не пытался сделать это раньше?

Риатен кивнул Хету, который тут же ощутил, как тяжело опускается на его плечи десница судьбы.

— Сейчас у меня появились другие возможности. Этот человек связан с торговцами древностями на тех уровнях города, которые раньше были для меня закрыты.

— В самом деле? — Наследница направила свой упорный взгляд на Хета. В нормальных условиях такое внимание столь прекрасной женщины было бы весьма многообещающим, но Хет внезапно понял, что она ему неприятна. Потом она произнесла: — Опусти чадру.

Хет замешкался и тут же обозлился на себя за это. Чадра — вещь неудобная, да и противоестественная к тому же, и до сегодняшнего дня он никогда ее не носил, но именно сейчас, в эту минуту, ему не захотелось ее снимать. И это при том, что он прекрасно знал: в пестрой социальной структуре Чаризата чадра — всего лишь символ и ничего более. Дело было в том, как сказала это наследница: голосом собственницы.

В известном смысле она действительно владела Хетом и всем остальным населением Чаризата или будет владеть, когда станет Электором, поскольку абсолютная власть по сути своей равна обладанию. Но обычно, особенно учитывая низкий социальный статус Хета, между властью и им всегда были какие-то посредники — могучие патриции, торговые инспектора, даже Хранители. Всех их нужно было побудить к действию или обойти, чтобы приказ дошел до лишенного гражданства криса, проживающего на Шестом ярусе. Услышать же эту команду сейчас было сродни ощущению от удара бича.

Опасаясь, что колебание выдаст его мысли, Хет рванул чадру вниз. Наследница долго изучала его лицо, а легкая улыбка ни разу не покидала ее губ. Если она рассчитывала увидеть краску стыда или унижения на щеках Хета, то была разочарована. Даже если бы Хет покраснел, это не было бы заметно на его коричневой коже, да еще под вчерашними синяками. Зато Илин, стоявшая у окна, всеми позабытая, как ненужный предмет мебели, краснела за них обоих.

Наследница бросила Риатену через плечо:

— Он крис. Это неожиданно.

Конечно, она знала. Он видел это по ее глазам. Хет с наслаждением дал бы Гандину пинок за то, что тот оказался прав. Еще один долгий, почти теплый взгляд, и наследница спросила:

— И кто же ты такой?

Хет не знал, имеет ли она в виду имя или место, которое он занимает в планах Риатена, и ответил:

— Я — почти никто.

— О? — Одна дивная бровь приподнялась: наследница уловила в ответе вызов.

Гандин хотел было что-то сказать, но Риатен взглядом заставил его умолкнуть. «Значит, вон оно как! — подумал Хет. — Пусть, значит, госпожа наиграется новой игрушкой без помех».

А наследница продолжала:

— Ты уверен, что найдешь эти мифические редкости?

— Нет, — ответил Хет. И без всякого стыда перебросил мяч Риатену: — Это он уверен.

Но когда наследница повернулась к нему, Риатен уже улыбался.

— Я предлагаю провести испытание.

Она помешкала, но все же приняла вызов.

— Отлично. — Наследница подняла палец, и тут же у занавешенных дверей возникла прислужница в длинном кафтане, которая, выслушав отданное вполголоса распоряжение, мгновенно исчезла. Наследница бросила насмешливый взгляд на Риатена. — Мысль биться со мной об заклад может оказаться рискованной. Я известный игрок.

Если это была попытка ослабить напряжение, сгустившееся в комнате, то она не удалась. Все же Риатен улыбнулся и сказал виновато:

— Я тоже, повелительница.

«Эти люди слишком часто улыбаются», — подумал Хет. Там, откуда он явился, подобная непрерывная демонстрация оскала считалась бы проявлением дурного воспитания. Да и здесь Мастер-Хранитель вряд ли улыбался из чистой вежливости. В лучшем случае эти двое всего лишь временные союзники, которые друг другу не слишком доверяют. Хет сделал ошибку, встретившись взглядом с Илин, которая выразила ему свое мнение о происходящем, закатив глаза и тут же опустив их вниз, как будто эта куртуазная пикировка вот-вот доведет ее до кататонии. Хет быстро отвел взгляд. Сохранять неприязненные чувства к Хранителям было бы легче, если б Илин нравилась ему меньше.

Снова появилась прислужница, которая несла большой лакированный поднос из папье-маше с целой коллекцией редкостей на нем.

лялся на полу на подстилке, его папаша поддерживал голову сына, пока Мирам стирала кровь с лица