— Сумасшедший, — ответила она.

— А кроме того?

— Его зовут Аристай Констанс, — ответил голос Риатена за их спинами, откуда-то от будки, и Хет с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть от удивления. — Всегда существовали Хранители, которые пытались овладеть такими возможностями своей Силы, которые значительно превышали уровень их готовности к этому, хотя и знали о грозящей опасности. А может, даже как раз из-за любви к ощущению опасности. Так вот он — один из них.

— Когда он убил Егзара, ликтора, это вполне могло заставить любого из нас переступить через грань, — сказала Илин и вздрогнула.

Хет подождал, пока Риатен ушел в переднюю часть фургона. Старик крался то туда, то сюда, как будто предвидел ожидающую их опасность. Гандин придвинулся ближе, тоже явно настороже. Вполне возможно, что ему приказали присматривать за гостем-не-по-своей-воле. Не обращая на него внимания, Хет продолжал расспрашивать Илин:

— Расскажи мне о Констансе.

Илин посмотрела на него, нахмурилась, видно, удивляясь его настойчивости, но все же ответила:

— Он был с Риатеном еще с мальчишеских лет. Он из Олси — это где-то на побережье. Риатен привез его оттуда, когда ездил с посольством. Все, что я знаю, только сплетни, конечно. — Она пожала плечами. — Он всегда был очень силен, всегда был лучшим учеником Риатена. Потом он подружился с Электором, и, я думаю, Риатен был этим доволен. — Теперь она говорила тише. — У Риатена отношения с Электором не ладились, насколько я могу судить. А это плохо. Обеспечение безопасности Электора — наиважнейшая обязанность Мастера-Хранителя.

Но когда Констанс был моих лет, он зашел слишком далеко. Я слышала, что он тогда учился предвидению будущего…

— Это чем-нибудь отличается от гадания?

— Нет, это два термина для одного и того же явления, — объяснила Илин. — Но он, должно быть, зашел слишком далеко, напрягая свои силы, потому и сошел с ума. Он убил Другого молодого Хранителя. — Она опять покачала головой. — Электор не позволил Риатену казнить Констанса. Я полагаю, что он просто не понял того, что произошло с ним. Или захотел использовать его для каких-то своих целей.

«Или не хотел видеть, как гибнет его друг, — подумал Хет. — Впрочем, может, у них на верхних ярусах подобная лояльность неизвестна?»

— А тот, которого имели в виду Риатен и Констанс, кого они называли «хозяином», это Электор?

Она кивнула.

— Теперь ему нравится стравливать Риатена и Констанса. Мне кажется, Электор считает Мастера слишком сильным. Возможно, он прав. Для него это своего рода игра. А для нас — жизнь или смерть. — Она бросила взгляд назад, на пылающие камни Пекла, а потом повернулась к угасающему огню заходящего солнца. — Риатен думает, что редкости, одна из которых у нас, а другие две описаны в книге, откроют нам дорогу к машинам Древних. И что если мы их отыщем и узнаем их секреты, а возможно, научимся и пользоваться знаниями, которые они нам дадут, для строительства новых машин, то мы узнаем, почему многие из нас сходят с ума и, возможно, сумеем это остановить. А Электор не желает рисковать. Снятие ограничений в использовании нашего искусства сделает нас всех такими могучими, что Электору придется отдать нам большинство мест в своем Совете…

— И все тогда станут счастливыми, — откликнулся Хет с явным сарказмом.

Мысли его занимали гораздо более серьезные дела. Отношение людей, которые, как предполагалось, выполняют волю Электора, не задавая никаких вопросов, скорее говорило о враждебности к нему, Хету очень хотелось бы знать, относится ли это ко всем «семьям» Хранителей Первого яруса или только к семье Мастера.

— И ты, ясное дело, в это не веришь, — сказала Илин, и в голосе ее прозвучало раздражение.

У Хета все еще болела голова, к тому же он жутко устал.

— Илин, подобное я слыхал сотни раз. Не обязательно в виде варианта, в котором фигурируют Хранители, но по своей сути — то же самое. Между тем единственные магические машины, которые дошли до нас в действующем состоянии, а не разбитые на сотни и сотни кусочков, — это боль-палки, а единственная магическая реликвия — Чудо. Но ты о нем знаешь больше меня, так как его держат в Первом ярусе, там, где никто чужой его лицезреть не может.

— Я в этом не виновата.

— А разве я тебя винил? — Хет заметил, как Гандин все ближе придвигается к ним по ограждению, может быть, для того, чтобы убедиться: в пылу спора Хет не причинит Илин вреда. Он продолжал: — Дело в том, что все вы ждете одного — вот появится кто-то, откопает для вас волшебную машину, а она решит за вас все ваши проблемы, и у вас впереди будет несколько десятков десятилетий спокойной жизни.

Илин бросила на него сердитый взгляд.

— Мне не нужны никакие волшебные машины, чтобы решать мои проблемы. Я вполне могу… — начала она, но ее запал уже кончился.

— Можешь что? — пробормотал за нее Хет, слишком вымотавшийся, чтобы отпустить какую-нибудь колкость.

В этот момент Гандин хмыкнул.

Илин перегнулась через Хета и холодно уставилась на собрата-Хранителя, пока тот не принял мудрое решение удалиться в самый дальний угол платформы. Илин же заняла прежнее место на ограждении и долго любовалась медленно гаснущим сиянием черных скал Пекла. Наконец она произнесла:

— Нельзя сказать, что от тебя много пользы.

— Разумеется, нельзя. Так что лучше отпусти меня.

Илин так тяжело вздохнула, будто уже много-много раз отвечала на подобные просьбы.

— Ты не пленник.

Он поглядел ей в глаза.

— В самом деле?

— В самом деле.

В одно мгновение Хет оказался на ограждении, готовый прыгнуть с платформы и исчезнуть в бесконечных лабиринтах Пекла.

Ошеломленный Гандин шагнул вперед, почти одновременно с этим раздался щелчок ружья, которое ближайший ликтор привел в готовность, но Илин тут же подняла руку. В отличие от жеста Риатена во время его стычки с Констансом в ее жесте было гораздо меньше театральности, но больше раздражения непрошеным вмешательством. Ликторы неохотно попятились, а Гандин посмотрел на нее так, будто она и впрямь сошла с ума. Она же не сводила глаз с Хета.

Он поглядел на нее сверху вниз. Лицо Илин казалось ему совершенно спокойным. Горячий ветер пустыни трепал ее волосы и рвал дурацкую головную повязку, но Илин даже бровью не повела. Тогда Хет спрыгнул с ограждения и лениво прислонился к нему. Ликторы постепенно совсем успокоились, даже Гандин и тот отошел подальше.

На этот раз вздох Илин был вздохом облегчения. Она сказала:

— Мне приходится доверять тебе. Почему же ты не хочешь хотя бы попытаться верить мне?

Хет смотрел на Пекло и не отвечал. Его ребра заныли от резкого движения. Она даже не понимает, о чем просит.

К тому времени, когда фургон вкатился в доки у основания Чаризата, было уже совсем темно. Казавшаяся особенно странной в свете фонарей, территория доков представляла собой лабиринт, битком набитый людьми, лабиринт огромный, что соответствовало статусу доков как Торговых Ворот, ведущих ко всем городам, оказавшимся достаточно упорными, чтобы существовать на окраинах Пекла. Стоявшие на опорах каменные пирсы тянулись далеко в пески, готовые принять грузы с высоких парофургонов. Металлические мостики нависали над головами, они были предназначены для ручных тележек, перевозивших грузы; грузчики таким образом могли беспрепятственно миновать кипевшую внизу толкучку и доставить всевозможную кладь к многоэтажным складам, рискованно лепившимся к склонам горных отрогов. Пирсы были забиты рабочим людом, командами парофургонов, нищими даже в это время суток, и над всей этой суетой вздымалась, взирая на нее, колоссальная статуя Первого Электора, верхняя половина которой