что произошло потом. Комната, освещенная теплым солнечным светом, вдруг потемнела, а стены стали валиться друг на друга. Потом он увидел, что лежит на полу.

Чьи-то шаги приблизились к нему, и голос сказал:

— Он жутко выглядит. Что ты с ним сделал? — Голос принадлежал старику, к тому же склочному и рассерженному.

— Ничего я ему не сделал! — Констанс тоже был несколько рассержен.

Хет лежал, вытянувшись на спине, и тесный контакт с прохладным мраморным полом немного оживил его. Он чуть-чуть приоткрыл глаза, надеясь, что этого никто не заметит.

Человек, стоявший над ним, должно быть, был сам Электор. Ростом он был невелик — совсем уроженец какого-нибудь нижнего яруса. Хет видел его ясно, невзирая на угол, под которым приходилось смотреть. Был Электор к тому же толст, а его черты выглядели куда хуже в жизни, нежели на монетах. В них не замечалось и капли красоты, которая ассоциируется с классом патрициев. Его одежда из тонкого золотистого шелка окаймлялась широкой полосой золотой вышивки, но драгоценностей Электор носил меньше, чем Главный Управитель дворца. Что ж, это был, строго говоря, его дом, и поскольку законы он издавал сам, то и делать мог все, что пожелает.

И тут Хет заметил, что Электор, вероятно, уловив, как дрогнули веки Хета, пристально следит за ним. Потом Электор фыркнул и отвернулся.

Хет осторожно сел. Гул в его голове все усиливался, что здорово мешало думать. Он не имел ни малейшего представления о правилах этикета, хотя и подозревал, что как человек, не имеющий гражданства, он в любом случае должен валяться на полу. Несколько ликторов Венге, вооруженных жезлами, стояли рядом с ним, и он знал, что если он сделает одно неверное движение, то немедленно понесет неотвратимое наказание.

В комнате были еще люди — патриции и, должно быть, несмотря на богатство их одежд, слуги. Все они были в чадрах, но их глаза изучали Хета с разными степенями отвращения, удивления и насмешки. «Не думай о них, сказал себе Хет. — Думай только о себе». Констанс примостился на низенькой перегородке, отделяющей атриум, и выглядел так, будто собирался насладиться представлением. Не важно, что делает Констанс. Хет не собирался ждать от него помощи. Электор присел на ближайший диван. Его острые старые глаза смотрели не на Хета, который обрадовался этой передышке, а на одного из патрициев.

И будто продолжая прерванный разговор, патриций сказал:

— Я совершенно не удовлетворен отчетом о смерти наследницы.

Хет тут же узнал этот голос. Последний раз он слышал его, когда патриций кричал на Констанса в Цитадели. Это был тот патриций, которого сопровождал Венге. Сейчас он размахивал руками, явно стараясь в чем-то убедить слушателей.

— Единственное сообщение об этом принадлежит Аристаю Констансу, но учитывая то обстоятельство, что он в то время был врагом наследницы…

— Мы слышали еще и слова нового Мастера-Хранителя. — Электор казался более заинтересованным своими перстнями, нежели темой разговора. Но теперь он снова смотрел на патриция и его глаза казались обманчиво сонными. — Она там тоже присутствовала. Надеюсь, ты не собираешься оспаривать ее отчет?

Патриций колебался, он что-то обдумывал.

— Нет, если мой господин принимает его.

«Они говорят об Илин», — думал Хет, стараясь понять смысл происходящего. Неудивительно, что Венге отпустил Сагая, когда она попросила его об этом. Казалось, это должно было ободрить его. Но могла же она сказать там, на лестнице, что стала Мастером. Хотя обижаться было глупо — у нее не было на это времени.

— О, я, конечно, его принимаю, — заверил Электор патриция с уверенностью, приправленной такой долей сарказма, что она была почти незаметна. — Ты простишь меня, если я попрошу тебя сейчас удалиться, советник? Я предпочел бы задать ряд вопросов в частной обстановке.

Патриций поклонился, комната опустела, если не считать Констанса, Электора и одного-двух безмолвных слуг.

— Этот человек утомителен, — сказал Констанс, когда дверь закрылась. Не могу понять, почему ты не разрешишь мне уничтожить его.

Отвечая, Электор слегка нахмурился.

— Этот человек виден насквозь. Он привлекает к себе других. Ты это знаешь не хуже меня, так что прекрати валять дурака. — Он снова принялся любоваться своими перстнями, но теперь в его глазах не было и признака сонливости — ни притворной, ни настоящей. — Причина, по которой мы приказали доставить тебя сюда, разумеется, заключается в том, что мы желаем узнать, что случилось с Древним — Севан-денарином. Он здесь, в городе?

Хет вдруг понял, что последний вопрос обращен к нему. Даже не обдумав его, он ответил:

— Он умер.

— Это правда? — Электор наклонился к нему. — А как?

Хет попробовал ответить, но обнаружил, что он может только бессильно кашлять. Электор поднял руку, и какой-то слуга тут же возник возле Хета, предлагая тому чашку воды. После этого Хету удалось выдавить из себя:

— Он пробыл здесь всего несколько мгновений. Это было там, в пустыне. Он умер, и тело его сейчас же обратилось во прах.

Электор повернулся, чтобы спросить о чем-то у Констанса, который задумчиво слушал Хета.

— Это вполне естественно, — сказал Хранитель. — Ему было больше тысячи лет.

— Понятно. Очень жаль, — медленно произнес Электор, садясь обратно на диван. — Он мог бы нам рассказать… все.

— Все — это, пожалуй, слишком большой кусок, чтобы его проглотить, сухо ответил Констанс. — За один раз, во всяком случае.

Электор снова поглядел на Хета.

— Посольство из Анклава крисов расспрашивало о каждом крисе, живущем в Чаризате. Им нужен был кто-то определенный. Возможно, этот крис — ты?

Хет не собирался заходить так далеко, чтобы признаться в этом. Очень спокойно и откровенно он сказал:

— Не думаю.

Электор опять обратил взор к Констансу. Он это делает по привычке, понял Хет. С умением Аристая читать в душах, тот всегда может сказать, лжет человек или говорит правду. Констанс читает мысли большинства людей. Должно быть, тому патрицию это доставляет немало неприятностей.

Улыбаясь, Констанс ответил:

— О, я сомневаюсь, что они искали именно этого. В городе должны быть еще крисы. Множество людей ежедневно и приезжают сюда, и уезжают.

«Что ж, спасибо тебе в конце концов! — подумал Хет, тщательно следя, чтобы на лице не отразилось каких-либо чувств. — Тоже мне благодарность, шел бы ты в задницу».

Действительно ли Электор верил Констансу или он принял его ответ как суждение по данному вопросу, понять было трудно. Он только кивнул:

— Да, конечно, — и сделал знак одному из слуг. — Скажи ликторам, чтобы его отпустили.

Хет мог бы снова потерять сознание, на этот раз от радости. Странные это были события, но если говорить по правде, то не такие уж ужасные.

Еще прежде, чем слуга дошел до двери, Констанс сказал:

— Но этот человек болен. Если ему не помочь, через три дня он непременно умрет.

— В самом деле? — нахмурился Электор. Если он и заметил взгляд, исполненный чистейшей ненависти, который Хет бросил на Констанса, то виду не подал. — Тогда пошли его сначала к придворному врачу.

Слуга позвал Венге и других ликторов, и Хета увели. Илин уже ждала его на лестнице, ведущей на седьмой уровень дворца.

— Я же сказала, что все будет хорошо, — сказала она.