Розали мне не удалось.

— Надеюсь, я буду подружкой невесты, — пробормотала я.

Я поспешила на Кью-Гарденс-сквер, расталкивая толпу, как пловец брассом раздвигает мутные, опасные воды. Машина Эда стояла возле дома Сьюзен. Когда черная ярость паранойи и ревности внезапно оказывается оправданной, испытываешь странное чувство. Эмоции угасают, а не усиливаются. Это почти облегчение.

Мне открыла дверь Сьюзен. На ней была черная шелковая пижама из тех, которые в каталогах обычно именуют «гарнитуром-неглиже», волосы спадали на один глаз; она выглядела нелепо. Для романтического дезабилье она уже слишком стара. Мне не верилось, что Эд купился на такие уловки. На носу Сьюзен сидели очки, руку оттягивал толстенный том «Социобиологии» Уилсона. Несомненно, она ждала меня. И конечно, приготовилась к встрече.

Я решительно шагнула через порог, оттеснив ее в холл. Она прислонилась спиной к зеркалу на стене, на ее лице застыло полунасмешливое, полувстревожепное выражение. Это задело меня за живое.

— Нора, с тобой все в порядке? — осведомилась она.

— Где Эд? — спросила я.

— На работе. Где же еще ему быть?

— Почему же его машина стоит возле твоего дома?

— Правда?.. Наверное, он уехал поездом. Отсюда добираться до работы легче, чем из Ричмонда. Как это тяжело — каждый день мотаться между офисом и Ричмондом! Не знаю, как я терпела эту пытку.

— Прошлой ночью он был здесь?

— Да.

— А где Винни?

— Еще не вернулся. А тебе нужна замена Эду?

Она явно терпеть меня не могла.

Я спросила, долго ли это продолжается, и она ответила, что не понимает, о чем речь, что у меня паранойя. Я заявила, что она разрушила мою семью, а она возразила, что виновата не она, а моя безрассудная ревность — из-за этого Эд и ушел из дома. И к тому же ему надоели мои постоянные измены. Я растерялась. Значит, я потерпела поражение, а Сьюзен празднует нравственную победу? Разве такое возможно?

— Он подал на развод, — сообщила Сьюзен.

Я вспомнила про развод Джослин и Лесли Бека и сумела сохранить спокойствие. Я уже знала, к чему приводят вспышки ярости.

Сьюзен провела меня в гостиную и приступила к очередной исповеди.

Она объяснила, как несчастен был Эд со мной, как он долгие годы нуждался в интеллигентном собеседнике, и если бы не я и не мое настойчивое желание иметь детей, сейчас он был бы уже не старшим редактором, а владельцем собственного издательства.

Она растолковала мне, что Эд терпел меня только ради детей, старался уделять одинаковое внимание всем детям, относился к Колину, как к родному, хотя все знали, что он сын Лесли Бека.

— Но это же неправда! — возмутилась я. — Колин — сын Эда.

Сьюзен приподняла бровь. Она сообщила мне, что Винни с самого начала знал, кто отец Аманды, что она предложила сделать аборт, но Винни уговорил ее родить ребенка. Намек был ясен: именно так я должна была поступить с Колином. Что я могла сказать? Я молчала. Судилище продолжалось.

Сьюзен порицала мою суетливость и шумный нрав, поставив мне в пример тихого и спокойного Эда. Эти слова она произнесла на удивление мягко. Она вообще изменилась.

Я поняла, что оказалась жертвой ловких манипуляторов: Сьюзен заняла высоконравственные позиции и никого не пускает на свою территорию, она увлекла Эда, и отныне в ее глазах, а следовательно, и в глазах Эда я навсегда смешана с грязью. Она объяснила, с каким трудом Эд терпел мою привычку курить, как боялся, что пассивное курение повредит детям.

Я заметила, что фотография Винни исчезла со стола, а ее место заняла фотография Эда.

Сьюзен заявила, что если бы не произошел инцидент в «Золотом монахе», то все равно случилось бы что-нибудь другое и Эд воспользовался случаем, расстался со мной и воссоединился с ней, Сьюзен. И что теперь я ничтожество, достойное презрения, нравственная прокаженная.

По ее мнению, Анита Бек сумела отомстить за себя: причинами всех недавних событий стали мастерская в доме номер двенадцать по Ротуэлл-Гарденс и появление Лесли Бека. Но мне об этом лучше даже не заикаться, иначе меня упрячут в психушку.

Я встала, собираясь уйти.

— Я рада, что высказала тебе все, — закончила Сьюзен. — Думаю, ты скоро поймешь, что эти перестановки в наших общих интересах. Не пройдет и года, как ты осознаешь, сколько у тебя причин радоваться.

Я позвонила Мэрион из телефонной будки.

— О Нора! — воскликнула она. — По-моему, я была слишком резка с тобой в тот день. Я нагрубила тебе, да? Если так, прошу прощения. Розали рассказала мне про Эда. Она корит себя за бестактность. Надеюсь, ты на нее не сердишься. Она связалась с этим ужасным человеком, которого до смерти боится.

И она сообщила мне, что Розали приглашена на ужин в тюдоровский особняк мистера Кольера и теперь мучительно ищет предлог отказаться от интимной близости, не показавшись при этом невежливой. Еще я узнала, что Лесли Бек сделал Мэрион предложение, она не решила, что ответить, и впала в депрессию. Такой подавленной она не была с тех пор, как ей минуло восемнадцать. Очевидно, она всю жизнь спасалась от депрессии бегством.

Я повесила трубку, поняв, что мне не с кем поговорить. Никто мне не поможет. Я осталась одна.

Я купила билет до Эрл-Корта. Выйдя на станции, я нашла большой магазин, набрала бананов, хлеба, растопки для камина, молока и воска для полировки. Затем взяла билет до Чок-Фарм. На Пиккадилли я пересела на другой поезд, оставила сумку с продуктами бездомным, прихватив с собой только растопку. В пути я проверила, при мне ли зажигалка и работает ли она.

От Чок-Фарм я поднялась по склону холма и дошла до Ротуэлл-Гарденс. Я постучала в дверь дома номер двенадцать. Мне никто не открыл, и я вынула связку ключей — один из них я хранила по той же причине, что и пояс от коричневого платья с оранжевыми цветами. Я привязчива и романтична, убеждена, что слияние тел означает слияние душ. С удивлением и вместе с тем с облегчением я обнаружила, что за долгие годы замок так и не поменяли. От этого зависел мой план.

Я направлялась наверх, в студию. Мне показалось, что из-под комода в одной из комнат первого этажа доносится слабое мяуканье, и я заглянула туда. Из кучи перепачканных простыней выползла тощая заморенная кошка. Судя по всему, бедняжка уже отжила свое. Мучиться ей осталось недолго.