беззащитном городе до 17 тысяч. Тринадцатого апреля немецкие и венгерские войска вошли в разрушенную столицу, еще через четыре дня остатки югославской армии (28 дивизий) сдались в Сараеве. Король и премьер-министр бежали в Грецию, авиация перебазировалась в СССР.

В это же время трагедию переживала и Греция. Пятнадцать дивизий фельдмаршала Листа вторглись в Элладу с севера. Предоставленные англичанами четыре дивизии из Ливии не сумели отразить страшный удар. Греческие войска сдались немцам и итальянцам 23 апреля. Немецкие танки вошли в Афины, на Крите был выброшен парашютный десант. Не дожидаясь окончания боев, Гитлер уже 12 апреля поделил Югославию между Германией, Италией, Венгрией и Болгарией. К Германии отошли территории, принадлежавшие прежней Австро-Венгерской империи. Немецкие войска оккупировали всю Сербию, а также месторождения меди и угля. Хорватия стала страной-сателлитом.

Гитлер, словно беря опеку над незадачливым итальянским партнером, послал в Ливию легкую моторизованную дивизию, заставив итальянцев принять в качестве верховного командующего ее командира генерала Роммеля. Собрав две итальянские дивизии и пользуясь ослаблением англичан (высадившихся в Греции и сейчас возвращавшихся оттуда), Роммель в конце марта начал наступление: в течение двенадцати дней восстановил контроль «оси» над Киренаикой. Он почти дошел до египетской границы, заново поставив господство англичан в регионе под угрозу из-за присутствия немцев и в Греции, и на Крите.

Ликующий Гитлер в своей речи в рейхстаге 4 мая саркастически отозвался о Черчилле: «Он наиболее кровожадный стратег-любитель в истории… Он сумел потерять одним махом два театра военных действий. В любой другой стране его судил бы военный трибунал… Его неестественное состояние ума может быть объявлено либо симптомами паралича, либо алкоголизма». Гитлер ждал развала Британской империи. Его воодушевляли сообщения с Ближнего Востока. Премьер-министр Ирака Рашид Али выступил против британской базы Хаббания (в пригороде Багдада) и попросил германской помощи. Здесь открывались новые перспективы. Адмирал Редер, который никогда не был восторженным сторонником «Барбароссы», попытался склонить Гитлера к повороту на Средиземноморье и Восток, он стремился оживить средиземноморскую альтернативу «Барбароссе». Успешное продвижение Роммеля в Египте, говорит он фюреру в эти дни, «нанесет Британской империи более чувствительный удар, чем захват Лондона». Гитлер не избежал искушения поддержать восставших против англичан в Ираке и приказал послать туда военную миссию, а также несколько самолетов.

Директива от 25 мая 1941 года гласила: «Арабское освободительное движение является нашим естественным союзником на Ближнем Востоке в борьбе против Англии… Поэтому я решил способствовать происходящим на Ближнем Востоке процессам посредством помощи Ираку. Можно ли будет — и какими средствами — начать впоследствии наступление в направлении Суэцкого канала и окончательно выбить англичан с их позиций между Средиземным морем и Персидским заливом — предстоит решить лишь после завершения операции «Барбаросса».

Гитлер успокаивал своего любимца Редера: Германия еще вернется к Средиземноморью, выступив из Ливии в направлении Египта, из Болгарии в направлении Малой Азии, вторгнувшись в Персию из Закавказья. Но все это после завершения главного плана «Барбаросса».

Весной 1941 года, — пишет английский историк А. Кларк, — победоносный и понесший минимальные потери вермахт, прошедший выучку и превосходно оснащенный — прекрасно сбалансированная и скоординированная военная машина стояла в зените военного совершенства. Куда она направится? Казалось, сама гравитация увлекала ее против единственного оставшегося на евразийском массиве оппонента; притягивала как Наполеона, который тоже в разочаровании стоял на берегу Ла-Манша, а затем двинулся на восток, в темные, непокоренные степи России».

Сравнительно небольшими силами немцы в кратчайшие сроки овладели Балканами и изменили ход событий в Северной Африке. В ходе шестидневной кампании потерпела крах Югославия. Месяц длилось сопротивление Греции. Без особых усилий Гитлер сумел поставить Британскую империю на грань самого острого в ее истории кризиса. Даже несгибаемый Черчилль писал 4 мая 1941 года Рузвельту, что поражение на Ближнем Востоке делает продолжение войны «крайне сложным, долгим и несущим мало надежд предприятием».

Немецкие победы на Балканах произвели на Сталина глубокое впечатление. После входа германских войск на территорию Болгарии Молотов выступил с нотой протеста, указывая на вторжение Германии в советскую зону безопасности. Немцы промолчали. Новый — антинемецкий — кабинет в Югославии обратился за помощью к Кремлю и там подписали двусторонний договор. Однако оккупация Югославии не привела к протесту Сталина. На этот раз он стал демонстрировать определенную лояльность Берлину за счет безукоризненно четких экономических поставок.

В апреле 1941 года он добился огромного дипломатического успеха — договора с Японией о ненападении. Вначале переговоры шли сложно, но 12 апреля Сталин пригласил Мацуоку — министра иностранных дел к себе. «Вы душите меня, — сказал Сталин, — выразительно обхватив свое горло». На вопрос японца о соответствии их договора с Трехсторонним соглашением Берлина-Рима-Токио Сталин сказал, что он «убежденный сторонник оси».

Cобытия весны 1941 года породили в германском руководстве своего рода эйфорию, ощущение всемогущества. В Берлине решительно потеряли осмотрительность. Никто не говорил о потраченных на балканскую кампанию неделях, об отнятом от первоначального проекта «Барбароссы» месяце хорошей погоды. Напротив. Успех балканского блицпохода привел к тому, что в планах «Барбароссы» были сделаны изменения в сторону сокращения сроков предполагаемых военных действий.

В германском посольстве в Москве царило настроение гибельности выступления против Советского Союза. Результатом коллективной работы был меморандум, в котором излагались причины того, что СССР не мог и не хотел напасть на Германию. Шуленбург отвез его в Берлин Гитлеру. На аудиенции меморандум, заранее переданный, лежал на столе у Гитлера. Но речи фюрера не соответствовали изложенным в нем идеям. Когда через полчаса пустой траты времени Шуленбург взялся за ручку двери, Гитлер посчитал нужным сказать ему: «О, и еще об одном. Я не намерен начинать войну против России». Отныне, зная своего фюрера, граф Щуленбург был уверен в том, что Гитлер замыслил войну. О чем и сказал посольским соратникам.

Начинался июнь, моторизованным дивизиям немцев предстояло возвращаться на исходные рубежи в Польше и Румынии, но Гитлер и верхушка вермахта не испытывали сомнений. В течение шести месяцев германское командование сосредоточило на границах СССР армию в 3,2 млн. солдат.

Впрочем, опьянение быстрыми победами лишало германскую армию не только природной рассудительности. За день до выступления против России приказ Гитлера отдал приоритет производству самолетов, танков и подводных лодок перед производством оружия и боеприпасов для полевой армии. Более того, двумя месяцами позже — 16 августа 1941 г. — «ввиду приближающейся победы над Россией» Гитлером было приказано сократить вооруженные силы, не увеличивать впредь производственные мощности, поставки сырья и рабочей силы для военной промышленности. Не было предпринято никаких мер предосторожности на случай неожиданного поворота фортуны. А ведь речь шла о столкновении двух величайших сил в истории.

А в Москве были очень далеки от эйфории. В конце декабря 1940 года Главный военный совет пытался осмыслить уроки германского блицкрига в Европе. Доклад комиссии, предоставленный в ЦК, говорит о всеобщем разброде: «Нет единого мнения по поводу использования авиации и парашютных войск… Танковые и механизированные части отстают в своем развитии от современных требований. Степень