военных авторитетов, возможно, мог быть еще услышан. Более того, есть много неоспоримых свидетельств искреннего энтузиазма лиц, причастных к захватывающему дух планированию.
Решив для себя вопрос о будущем восточной кампании, Гитлер отправился праздновать Рождество к войскам, расположенным на противоположном от Англии берегу. Именно здесь более или менее отчетливо еще в июле 1940 года прослеживалась альтернатива восточному походу.
Важное значение для определения дальнейших планов имела долгая беседа Гитлера с адмиралом Редером, состоявшаяся еще 21 июля 1940 года. Всего пять дней прошло с подписания директивы о вторжении на Британские острова, но у Гитлера уже появились немалые сомнения. Он больше не верил в фактор неожиданности. Перед ним находился «в высшей степени исполненный решимости противник», который в борьбе на островах не остановится ни перед чем. Гитлер сказал Редеру: «Мы не можем рассчитывать на получение каких-либо важных запасов в Англии». Подразумевалось, что англичане во главе с Черчиллем сожгут и уничтожат все, что могло бы представить интерес для немцев. Условием успеха высадки должно быть полное превосходство над противником в воздухе, а его нет. Для захвата Англии нужно переправить не менее сорока дивизий, но Редер был в этом отношении скептичен. Позднее он сообщил армейскому командованию, что максимум возможного для него — переправка тринадцати дивизий на довольно узком фронте. Генерал Гальдер остался неумолим: для захвата плацдарма необходимо не менее сорока дивизий. Первые сомнения охватили фюрера.
Гитлер еще продолжал утверждать (речь 4 сентября 1940 года в берлинском Шпортпаласте), что Англия некомпетентна, что на фоне решимости 85 миллионов немцев комическая решимость господина Черчилля просто глупа. Но англичане 25 августа совершили бомбовый рейд против Берлина, а сражение в небе Англии не давало результатов. Весь сентябрь Гитлер держал силы вторжения в боевом напряжении, но 12 октября его директива гласила: «Фюрер решил, что с этого времени и до весны приготовления к осуществлению плана «Морской лев» будут продолжаться только лишь с целью сохранения политического и военного давления на Англию. Если вопрос о вторжении будет заново решен весной или ранним летом 1941 года, приказ о возобновлении операционной готовности будет издан позднее…»
Что же следует делать вместо операции «Морской лев»?
Адмирал Редер был, возможно, наибольшим скептиком в отношении восточного варианта. Он считал опасным оставлять Англию «недобитой», готовой мобилизовать новые силы, всячески старающейся вовлечь в мировой конфликт Соединенные Штаты. Но как совладать с Британией? Редер говорил Гитлеру наедине: «Англичане всегда считали осью своей мировой империи Средиземное море… Отказываясь здесь от помощи, итальянцы еще не осознали нависшей над ними опасности. Германия, однако, должна вести войну против Великобритании всеми находящимися в ее распоряжении средствами и без задержки, прежде чем Соединенные Штаты сумеют эффективно вмешаться. Поэтому в зимние месяцы следует решить средиземноморский вопрос.
Гибралтар должен быть оккупирован. Контроль над Канарскими островами следует обеспечить при помощи военно-воздушных сил. Суэцкий канал должен быть захвачен. Необходимо осуществить продвижение со стороны Суэцкого канала через Палестину и Сирию до границ Турции, если это окажется возможным. Если мы достигнем ее границ, Турция будет в нашей власти. Тогда русская проблема предстанет перед нами в ином свете… Неизвестно, понадобится ли тогда выступление против России с севера». Редер полагал, что, увидя себя полуокруженным, Советский Союз предпочтет войти в той или иной степени в германскую зону влияния, стать союзником Германии.
Гитлер согласился с «общим направлением» рассуждений Редера, но оставил последнее слово за собой. Многое будет зависеть от предстоящих встреч с Муссолини, Франко и Петэном. Апробация средиземноморского варианта, позволяющего подорвать могущество Британской империи и предоставляющего (посредством выхода в Турцию) возможность обойти СССР с фланга, приходилась на осень 1940 года.
Первая из этих встреч состоялась 23 октября в городе Хендей на франко-испанской границе. Гитлер ненавидел долгие поездки, но не этим объяснялось его подавленное настроение перед встречей с Франко. У него были дурные предчувствия. Риббентроп уже предупредил его, что встреча будет далеко не легкой. Высшие военные чины видели во Франко комическую фигуру, одержавшую победу над республиканцами только благодаря германской поддержке. Адмирал Канарис, имевший немалый испанский опыт, сказал Кейтелю, что Гитлер будет разочарован Франко, который «вовсе не герой, а маленькая сосиска». Эти слова были переданы Гитлеру.
Гитлер прибыл в Хендей на час раньше Франко, не знакомого с немецкой пунктуальностью. Во время осмотра испанской гвардии, приветствовавшей немцев, Кейтель отметил ее жалкий вид и ржавые штыки. Не было ли это сознательным трюком Франко? Испанский диктатор начал встречу чисто южными выражениями благодарности. Но речь шла уже не о гражданской войне и не о легионе «Кондор». В момент крушения Франции в июне 1940 года Франко поспешно уведомил Гитлера, что Испания готова вступить в войну против Франции при условии, что ей достанется французское Марокко и западная часть Алжира, а также если Германия снабдит армию Франко оружием и припасами. Гитлер тогда отказался от уже не нужной ему помощи. Эту помощь он хотел получить сейчас против Англии и, в будущем, против СССР.
Но Франко, цветистый в словах, поостыл в намерениях. Британия не была покорена, США медленно, но выходили из изоляции, позиция СССР не была ясна. Благоразумие требовало осмотрительности. «Маленькая сосиска» слушала героические тирады Гитлера без всякого энтузиазма. Гитлер, в свою очередь, не ожидал увидеть каудильо таким невзрачным человечком, не блиставшим умом. От Франко слышались одни жалобы — страна нуждается в экономической помощи, огромная линия морского побережья Испании безоружна перед британским флотом и т. п. Наибольшее раздражение фюрера вызвали слова Франко о том, что если Британские острова будут завоеваны, английское правительство и его флот начнут вести боевые действия из Канады, получая все большую поддержку Америки.
Напрасно Гитлер предлагал каудильо огромные территории французских колоний в Африке (до предела, как говорил фюрер, «возможностей компенсации Франции частями разбиваемой Британской империи»). Зная «задолженность» Франко, Гитлер без околичностей предложил ему вступить в войну в январе 1941 года, но Франко проявил неожиданное упрямство, указывая на опасность скоропалительных действий. Гитлер настаивал на том, чтобы испанцы захватили Гибралтар 10 января 1941 года, он обещал помощь тех германских специалистов, которые только что сокрушили мощный бельгийский форт Эбен Эмель с воздуха. Франко ответил, что предпочел бы вернуть Гибралтар чисто испанскими силами. Вязкий разговор продолжался девять часов и абсолютно истощил холерика Гитлера. Он возненавидел монотонный голос Франко, он вскакивал с места, говоря, что беседа потеряла направление, а следовательно, и смысл. Теперь ясно, что Франко сознательно вел линию на определение того, чья же сторона побеждает. Для Гитлера этот диалог был невыносим. Чуть позднее он сказал Муссолини, что скорее предпочел бы удалить себе три или четыре зуба, чем снова встретиться за столом с Франко. Фюрер потерпел полное фиаско. Он не сумел по- настоящему оказать давление на франкистскую Испанию и заручиться ее содействием в критический момент войны. Сыграла свою роль и привычная самонадеянность.
Оставив позади себя кошмар бессмысленных вежливых препирательств, так и не добившись согласия Франко на вступление в коалицию стран «оси», Гитлер поручил арьергардные бои Риббентропу, чьим партнером был испанский министр Серрано Суньер. Фюрер уже не питал иллюзий. Неудача с Франко ослабляла притягательность средиземноморского варианта. Без Мадрида было сложно рассчитывать на захват Гибралтара и на то, чтобы «замкнуть» британский флот в Средиземном море. Риббентроп «ослабил вожжи», он уже не требовал полномасштабного участия в коалиции, его программой-максимум был захват Гибралтара. Но и в этом случае испанцы решили не искушать судьбу и дождаться более определенного развития событий. Задним числом Гитлер, возможно, сожалел, что сдержал испанцев в июне 1940 года. Риббентроп вскоре понял тактику Франко и, обозвав его в присутствии своих подчиненных «неблагодарным трусом», последовал за фюрером. Эмоции еще бурлили в Риббентропе: «Он (Франко. —
Встреча Гитлера с Петэном в Монтуаре 24 октября была вторым туром попыток реализации средиземноморской стратегии. Глава вишийского режима думал о будущем, о месте «новой» Франции в «новой» Европе. Пусть побежденная, но Франция по своим ресурсам способна быть главным партнером Германии в новом европейском порядке. Размышляя в таком духе, Петэн пришел к несколько более четкому, чем Франко, определению отношений с немцами.
