– Ну и что? Или ты занята?
– Занята.
– Как у вас дела?
– Плохо, мам. Я потом тебе расскажу.
– Что случилось? – встревожилась мать. Она вечно тревожилась об отце и об Аллочке, как будто отцу было четырнадцать, а Аллочке – семь.
– Мам, я тебе все расскажу потом!..
– Ну когда же потом? По вечерам ты мне не звонишь, и вообще это была совершенно идиотская идея – жить одной. Мы скучаем, и ты без присмотра.
– Мама!
– Зайка, поедем с нами в Париж. Мы летим в пятницу. У отца какие-то дела, а я уж с ним заодно. Поедем, а? Мы с тобой хоть погуляем. Там сакура цветет, и яблони на Елисейских Полях. Мне сегодня звонила Фру.
Так звали жену отцовского делового партнера.
– Мам, я не могу, у меня теперь работа.
– Ну на выходные, конечно. Работу пропускать нельзя. – Мать и отец всегда воспитывали Аллочку «правильно».
– И на выходные не могу. Мам, у нас тут такое творится!..
– Не пугай меня, зайка.
– Я тебя не пугаю.
– Тогда тем более я должна забрать тебя в Париж, – сказала мать решительно.
– Мам, в Париж я не поеду, – ответила Аллочка тоже очень решительно.
Возле ее уха, за которое она все время заправляла волосы – беда с этими волосами, хорошо хоть локонов давно нет! – вдруг произошло какое-то движение, и вкрадчивый голос прошептал игриво:
– Почему девочка не хочет с мамочкой в Париж?
Аллочка дрогнула и уронила трубку. Трубка заскакала по столу, свалилась и повисла на перекрученном шнуре.
Леша Балабанов подхватил ее и галантно вручил Аллочке.
– Спасибо, – косясь на него, пробормотала она.
– Не за что.
– Зайка, что случилось, где ты там?
– Мам, все в порядке, я тебе перезвоню.
– Подожди, – попросила мать, и Аллочка поняла, что она встревожилась всерьез, – папа спрашивает, не приедешь ли ты сегодня ужинать.
– Я не знаю!
– Дим, она не знает.
В отдалении послышался отцовский голос, потом что-то быстро сказала мать, Аллочка не разобрала, что именно, и еще кто-то что-то сказал, и мать вернулась к ней.
– Аллочка, – голос изменился, стал строгим. Такой голос бывал у матери, когда дочь получала «нелепую» тройку или капризничала «из-за пустяков», – правда, что Костю убили? Папе только что позвонили.
– Да.
Леша Балабанов присел на корточки перед ее столом, подпер подбородок рукой и теперь в упор на нее смотрел.
Аллочка не знала, куда деваться, отводила глаза и вертелась в кресле.
– Как это случилось?
– Мам, я пока ничего не знаю! Я вам перезвоню. Папу поцелуй.
– Поцелуй папочку, мамочка, – встрял Леша и сладко улыбнулся.
– Дим, она тебя целует. У него другая трубка, он не может с тобой поговорить. Он спрашивает, не нужна ли его помощь. Или… чья-нибудь еще.
Аллочка улыбнулась, несмотря на то, что Леша не отрывал глаз от ее физиономии. Масштабы отцовской помощи были ей хорошо известны.
Звонок Генеральному прокурору, звонок министру внутренних дел, звонок шефу Совета безопасности – кто там еще есть из великих и могучих?
– Пока ничего не надо, мам. Точно. Я вечером постараюсь приехать.
– Если хочешь шашлыка, можем пойти в «Ноев ковчег». Хочешь?
