Они спускались по лестнице, и Герман ее даже под руку придерживал, кавалерствовал изо всех сил.
– Так как семья? Дети?
– Отлично, а как у тебя? Как твоя жена?
– Которая? – весело удивился он. – У меня уже третья.
– А она чья дочь?
– М-м-м, – протянул Садовников, – ты еще и кусаться хочешь? Она дочь Рахимова, президента «Интер- нефти». Двое пацанят, один от той, а второй уже от этой.
Они спустились в квадратное помещение под крышей, где сильно дуло и тянуло сигаретным дымом.
Мелисса достала сигарету и быстро закурила.
Сейчас придется выключить телефон, а он так и не позвонил.
Не позвонил, несмотря на то, что в зале ожидания к ней привязался Садовников!..
– Ну а принудительные аборты ты больше никому не делаешь? Или предохраняться научился? Кто там у вас в комитете по делам материнства и детства? Страхова Тамара? Небось, она тебя научила планированию семьи и использованию презервативов по назначению, а, Герман?
Он вдруг сильно испугался. Неожиданно сильно.
Большое, крепкое, белое лицо дрогнуло, и он стрельнул по сторонам глазами, и от этого стал похож на рецидивиста Копченого из знаменитого фильма.
– Ты бы держала язык за зубами, – сказал он тихо. – По старой памяти. У тебя все равно ничего нет. Ни свидетелей, ни доказательств.
– Зачем мне свидетели и доказательства, Герман? – спросила Мелисса спокойно. Жизненно важный моторчик затихал, работал уже почти спокойно, постукивал себе. – Я тебе репутацию могу в два счета испортить. Пара публикаций, к примеру, в газете «Власть и Деньги» и еще в каком-нибудь «Бизнесе», и достаточно.
– Я тебе не Тони Блэр, меня на мушку не возьмешь. Ну и что – публикации? Кто в них поверит?!
– Да никто не поверит, – продолжала Мелисса, с изумлением обнаружившая, что он боится! Она видела его испуг, как будто это было написано черной краской на его сером плаще. Огромная кривая надпись – я напуган.
– Вот именно.
– Никто не поверит, если Катя Сидорова из Тамбова напишет, что забеременела от Дмитрия Нагиева. А я-то ведь не Катя Сидорова из Тамбова. Мне люди доверяют. Да ты только что видел, наверное!
– Извините, пожалуйста, вы Мелисса Сионеокова, да?
– Да. – Она повернулась, нацепила улыбку «даешь знаменитость». – Вам автограф?
– Если можно.
– Конечно, можно. – Мальчишка лет семи, которого женщина держала за руку, заглядывал снизу ей в лицо, и отец улыбался издалека. – А как зовут вашего сына?
– Егор. А мужа Дима!
Мелисса подписала всем троим, сигарета ей мешала, и она все время разгоняла дым свободной рукой.
Герман наблюдал за ней.
– Только попробуй что-нибудь вякнуть прессе, – тихо сказал он, как только троица отошла, – и я тебя убью.
– Или я тебя, – предложила Мелисса. – Хочешь? Ты отстал от жизни, Герман! У меня теперь миллион возможностей, много денег и даже собственная служба безопасности!
Тут она приврала немного. Никакой такой службы у нее нет, конечно, но у нее есть Василий. То есть был. До вчерашнего дня.
– Посмотрим, – сказал Садовников задумчиво, будто уже начал прикидывать, как именно он ее убьет.
– Посмотрим, – согласилась Мелисса.
Играла арфа, и журчащие, перетекающие звуки действовали Лере на нервы. Вся обстановка в духе начала прошлого века – латунные ручки, газовые рожки, амуры, красный плюш, начищенный медный самовар на гнутых упористых ногах и официанты в русских рубахах, – казалась надуманной и слишком претенциозной.
Лера Любанова, которая очень любила этот прославленный отель в самом центре Санкт-Петербурга, его традиционность, аристократическую сдержанность, его обеденные залы в «русском духе», его паркеты и люстры, которая специально выбрала для переговоров именно это место, полагавшая, что только здесь она будет чувствовать себя деловой, успешной и уверенной, теперь сидела и маялась.
Лере Любановой хотелось «на волю».
Исаакиевская площадь за высокими окнами с частыми переплетами была залита солнцем, полосатые «маркизы» трепетали на свежем балтийском ветру, от них на тротуар ложились веселые дрожащие тени. Гигантский купол собора сиял, к широким ступеням то и дело подкатывали туристические автобусы, из которых выплескивались толпы веселых озабоченных туристов с камерами на животах. В крохотном круглом скверике бегали дети и на лавочках сидели парочки – по одной на каждой лавочке.
