– Расскажи что-нибудь про свою сумасшедшую работу, – попросила Даша. – Тебя как послушаешь, так думаешь, боже, как хорошо мы живем, к политике никакого отношения не имеем.
– Это точно, – со вздохом согласилась Катерина, – к ней лучше отношения не иметь, хотя, конечно, это интересная штука – политика. Ну ее к дьяволу, Даш. Давай лучше так посидим.
– Давай посидим, – покладисто согласилась сестра.
Они слушали весну – негромкие голоса мужчин у костра, стук топора на соседнем участке, торопливый звук непрерывно капавшей с крыши воды, Санькин заливистый смех за домом и тяжкие вздохи глубоко оскорбленных собак.
Сизый прозрачный день был странно тихим, как будто ждал чего-то и обещал – завтра придет настоящее тепло, и все вокруг взорвется сумасшедшими птичьими голосами, звуками весенних работ на оттаявших участках, торопливым гомоном и шумом. А пока – рано. Пока только предчувствие весны, волшебных, необратимых, могущественных перемен…
– Я думала, что не доживу до весны. Скончаюсь во цвете лет, так и не доведя до логического конца дела по возведению на престол Тимофея Кольцова, – задумчиво сказала Катерина, глядя в синее отмытое небо.
– Ничего, поживешь еще, – отозвалась сестра. – Как там дела у Олега? Все плохо?
– Гораздо хуже, чем просто плохо, – морщась, ответила Катерина. – Увозить надо Кирюху. А кто с ним поедет? Баба Нина невыездная, ты знаешь. Олег не может, ему нужно деньги зарабатывать. А парень, по- моему, тоже скоро спятит…
– О господи, за что такая напасть мужику…
– Вот именно…
– Кать, а говорят, этот ваш Кольцов жену бросил, правда?
– Все разное говорят – кто утверждает, что он бросил, кто – что она бросила. В любом случае у нас не Америка. У нас кандидаты за аморалку не слетают, только если их в самый решительный момент на пленку снимают, а потом по телевизору показывают. Но Коту Тимофею это, по-моему, не угрожает. Он по девочкам не ходит.
– А по кому ходит? По мальчикам?
– Да ну тебя, Дашка, – вдруг оскорбилась за Тимофея Катерина. – Он все больше по заводам ходит. И по верфям своим. А мальчики и девочки могут расслабиться и отдыхать.
– Много ты знаешь! – поддразнила ее Даша. – Или он тебе распорядок дня докладывает?
– Ничего он мне не докладывает, – сердито ответила Катерина. – Но работает он как ненормальный, это я точно знаю. От одного темпа его перемещений можно заболеть. Он за неделю бывает на Урале, в Калининграде и в Штатах.
Даша засмеялась:
– Ты его защищаешь, как на митинге. Успокойся, Кэт, я ни в чем не хочу его обвинять!
– Вот то-то же, – пробормотала Катерина, не понимая, из-за чего она так взбеленилась. Почему-то ей стало неловко. – Пап, скоро у вас? Может, уже тарелки подавать?
По семейной традиции в любое время года шашлык ели на улице, сидя за огромным, как аэродром, дубовым столом под яблонями, и все, что шло как дополнение к шашлыку, – горячую картошку, зелень и вино – подавали именно туда.
– Нэ торопись, жэнщина, – с акцентом настоящего шашлычника отозвался от мангала отец, и Митя засмеялся. – А вам известно, как готовить настоящий шашлык, Митя?
– Сейчас он ему расскажет, – сказала Даша, улыбаясь.
Они знали эту притчу наизусть. Отец излагал ее каждый раз, когда жарил шашлык, но все делали вид, что слышат ее впервые – такая была традиция. Только бабушка безапелляционно заявила, когда Дмитрий Степанович дошел до самого патетического места – «дай женщине, и она все испортит»:
– Если мне не изменяет память, Дима, вы рассказываете одно и то же уже тридцать лет.
Но отца трудно было сбить с толку.
– Зато от души! – заявил он громогласно. – Мясо на углях, будет готово через десять минут!
Это означало, что нужно быстро собрать все на стол, потому что отец терпеть не мог, когда его драгоценный шашлык остывал, а семья вместо того, чтобы оценить его усилия, металась по кухне.
– Пошли соберем все? – предложила Даша, поднимаясь.
– Пошли, – согласилась Катерина.
С огромным блюдом, полным зелени, в руках, она осторожно спускалась с крыльца, когда вдруг громоподобным, как из бочки, лаем зашелся Кузьма и с террасы ему ответил визгливый от негодования вопль запертого там Вольфганга.
– Приехал кто-то, Дмитрий Степанович! – крикнул Митя, переворачивая и меняя местами шампуры. – Я не вижу кто и отойти не могу!
Санька побежала по дорожке к калитке, за ней Марья Дмитриевна, придерживая ее за капюшон, чтобы не свалилась в воду. Откуда-то издалека отец пробасил:
– Добрый день, вы к нам?
Катерина, водрузив наконец на стол блюдо, пригнулась, чтобы разглядеть что-нибудь между деревьями, и увидела у калитки целую группу совсем незнакомых людей, довольно многочисленную.
– Кто это, Кэт? – спросила с крыльца Даша.