– В управление, говорят, уходишь!

– Да это когда еще будет!

– Все равно причитается! А уж когда будет, еще раз поставишь!

Потом Максим опять ехал в метро, кутаясь во влажную куртку и пряча в воротнике холодный нос. Народу в этот час было мало, только какие-то припозднившиеся работники да пара гуляк, которые спали, привалившись друг к другу.

Он забрал со стоянки машину, и ее европейский комфорт после метро, трупа и подъезда, в котором они грелись, вдруг показался ему оскорбительным и ненатуральным.

Впрочем, об этом он тоже старался не думать. Зачем?! Все равно изменить ничего нельзя.

По пустой Ленинградке он долетел до поселка за двадцать минут, и горячая ванна и кусок мяса уже были совсем близко, и сознавать это было утешительно. Въехав на территорию поселка, он сбросил скорость и открыл окно.

Дождь шумел в опавших листьях, и шины тихо шуршали по гравию.

У соседей на участке горел веселый желтый свет, лаяла собака и, кажется, музыка играла – наверное, гости приехали по поводу завтрашней субботы!

Вавилов нашарил в «бардачке» пульт от ворот, въехал на участок и возле сторожки посигналил, чтобы Таня с Петром знали, что он дома.

Фонари сияли между мокрыми стволами, и на террасе тоже был свет. Таня всегда его оставляла, чтобы Максиму было не так грустно возвращаться.

А ему и не грустно!.. У него все хорошо!.. Подумаешь!..

Он вылез из машины, постоял, вдыхая запах прелой осени, и побрел к дому.

Конечно, ему хорошо. Жизнь не кончается завтра, у него есть дом, еж, книжка, и выходные впереди. Может, кто-нибудь заглянет, и тогда у него на участке музыка будет играть, и мясо будет жариться, как у соседей! Сплошное веселье!..

Держась за перила, он поднялся на террасу и вдруг остановился. Что-то такое ему почудилось… Что-то странное вдруг померещилось ему…

– Максим, не пугайся, – сказал из темного угла хриплый голос. – Это я.

У него сильно сдавило горло, так сильно, что он сразу не смог ничего сказать.

– Катя Самгина, – счел нужным пояснить голос. – Не узнал?

– Ну почему же, – выговорил он, протолкнув через горло то, что мешало ему говорить. – Узнал.

В темноте скрипнули петли, гамак качнулся, и неясный силуэт приблизился и стал рядом с ним.

Он решил, что не будет на нее смотреть. Вдруг окажется, что это не она?

Он смотрел в сад, и она тоже смотрела в сад, и они долго молчали.

– Я тебя еле нашла, – сказала она наконец. – Тут осенью все не так, как летом.

– Не так, – согласился он.

– А я знаю только, что по Ленинградке, а больше ничего не знаю! Даже названия поселка!

– А позвонить? Слабо?

Она повернулась и взглянула ему в лицо.

– У меня нет твоего телефона. – Она пожала плечами. – Ты мне не дал. И номера твоей оперативной дежурки я не знаю.

– Какой… дежурки?

– Ну, в которой ты работаешь!

– А-а.

Они еще помолчали.

– А еж? Жив?

– Жи-ив, – сказал Максим Вавилов. – Здоров и счастлив. Наверное, даже поправился. Как же ты… приехала?

Она пожала плечами.

– Взяла в Шереметьеве такси. Они там стоят каких-то бешеных денег.

– Должно быть, только ты одна и взяла! Кто же ездит из Шереметьева на такси!

– А как мне было ехать?! – вдруг рассердилась она. – Я даже не знаю, есть здесь электричка или маршрутка! Ленинградку помню, поворот с нее помню, а больше ничего не помню! Да еще стражники не хотели меня пускать, слава богу, Ольга была дома, она позвонила, и меня пропустили!

– Ольга? Какая Ольга?

– Соседка твоя! Жена Олега Комарова, вице-спикера Госдумы!

– Ну да, конечно, – язвительно сказал Максим Вавилов. – Телефон Ольги у тебя есть, а моего, конечно, нету!