Он стоял и смотрел, как она подходила.
– Давайте на этом закончим, – сказала она уверенно, – хватит. Я еще в Москве сказала, что оценила ваш гнев по достоинству. Мне нужно с вами поговорить.
– Говорить не хочу, – он повернулся, чтобы идти к дому, – я за день наговорился. Мне с утра опять работать. До свидания, Алина Аркадьевна.
– Мне позвонили, – сказала она быстро, – уже под вечер, было темно. На время я не смотрела. Мне позвонили и сказали, что Федор в школе сильно упал, ушибся и его забрала «Скорая». Нужно подъехать в Морозовскую больницу. Я перепугалась, быстро собралась и… – она перевела дыхание, и он отчетливо услышал, как с сосулек торопливо капает вода и вздыхает Буран, – и… тогда…
– Да, – сказал он нетерпеливо, – что?
– Позвонила мама. Мы уже три раза созванивались, и она вообще-то не должна была звонить, но почему-то позвонила.
Ей трудно говорить, понял догадливый капитан Никоненко. Трудно и страшно. Что-то произошло такое, отчего говорить ей трудно.
Она была совершенно спокойна, когда в ее квартире осматривали труп домработницы. Или казалась спокойной? Что могло произойти, что так ее напугало?
– Что случилось с вашей мамой?
– С мамой ничего не случилось, слава богу, – она сняла очки и снова надела. – Мама сказала, что отец повел Федора в «Кодак», на какой-то фантастический фильм. Он привез его из школы, они выучили уроки и поехали в кино. Только что. Я разговаривала с ней и выходила из офиса и даже махнула охраннику. Я ничего не поняла. Переспросила. Мама повторила. Я была уже в двух шагах от подворотни, в которой стоит моя машина. Там было совсем темно, и я вдруг поняла совершенно точно, что до машины не дойду. Что человек, который мне звонил, – там. И ждет меня.
– Вы никого не заметили? – спросил он быстро.
– Нет. Было совсем темно, и я вдруг очень испугалась, просто ужасно. Я побежала обратно на работу, вызвала такси и поехала к Мане. Около Маниного дома я увидела вас и решила, что должна с вами поговорить, а вы куда-то помчались. Ждать вас на улице мне было страшно. Я открыла дверь и села. Потом вы вернулись и стали на меня орать.
– Как вы открыли дверь?
– Рукой, – она усмехнулась, – вы ее не заперли. Я села и заперла ее за собой.
Он молчал, и она вдруг заволновалась.
– Вы можете мне не верить, конечно, но это все правда. И домой я не поеду. Ни за что. Он меня убьет. Я теперь знаю совершенно точно, что убьет. Как Лилю убил. И я не понимаю, не понимаю, – вдруг крикнула она ему в лицо, – что происходит!!
Он объяснил бы ей, если бы мог.
– Пойдемте, Алина Аркадьевна. Поедим чего-нибудь.
– Что? – переспросила она.
– Поедим, – повторил он, – очень хочется есть.
Он поднялся на деревянное крыльцо, засиженное мокрым собачьим задом, открыл обе двери и зажег свет в тесном коридоре.
– Проходите.
В доме было тепло и ничем таким не воняло, он специально принюхался. Пахло его утренними сборами на работу – кремом после бритья, кофе и блинами быстрого приготовления, которые он жарил, когда время от времени впадал в гурманство и уставал от яичницы с колбасой.
Он зажег свет в кухне и с наслаждением стянул мокрые башмаки. И оглянулся.
Алина Аркадьевна Латынина по-прежнему стояла в дверях, и невозможно было придумать ничего более неуместного, чем Алина Латынина в доме капитана Никоненко.
Дом не принимал, выталкивал ее вместе с ее плоским ридикюлем, лаковыми штиблетами, распахнутой норковой тужуркой, стильными очочками и ногами невиданной длины.
Она была лишней, чужой, вызывающей, как бронза Микеланджело в коллекции банок из-под пива.
– Не стойте столбом, – буркнул он себе под нос, раздражаясь оттого, что ее вид смущал его, – проходите.
Она шагнула и наклонилась, снимая ботинки. В их лаковых носах поочередно взблескивал свет. Распрямилась и посмотрела на него.
– Можете где-нибудь сесть, – сказал он мрачно, – не бойтесь, тут не заразно.
Хлопнула дверь, она дернулась, прыгнула и спряталась за него. Это было так неожиданно и так не шло ей, что он засмеялся.
– Что вы? Это Буран.
Буран вперевалку вошел в дом, хлопнув и второй дверью. Задрал башку и посмотрел по очереди на хозяина и незнакомую девицу. Ухмыльнулся презрительно, но с пониманием, как показалось Алине, и протрусил куда-то за угол.
– Сохнуть пошел, – объяснил Никоненко, – в ванную. Это странно, конечно, но у нас тут уже известен водопровод, и кое-где даже используется электрическая энергия. Видите, выключатель и лампочка под потолком?
Он ничего не мог с собой поделать.