– Нет.
– А когда вы очнулись?
– Только в башне, хотя тогда я еще не знал, куда они меня отволокли. На голове-то у меня по-прежнему был мешок. Меня разбудила кошмарная боль в ноге. Сначала мне ее проткнули, но совсем худо стало, когда они начали протягивать веревку между сухожилием и костью. Я опять потерял сознание, потому что это было невыносимо. Помню только, что меня кто-то раскачивает. И еще удары, когда я бился о стены. Мешок с меня уже сняли, руки были свободны, но сделать я ничего не мог. Только закрывал ладонями лицо и голову и прощался с жизнью, сам себе вызванивая отходную. Я то терял сознание, то приходил в себя… а потом все вдруг кончилось. Я остался на колокольне в одиночестве, летал себе туда-сюда, а вокруг царила жуткая тишина. Колокол словно умолк – это потому, что я уже был глухим как пень. И тут меня кто-то хватает – смотрю, а это ангел-спаситель: вы машете руками и что-то говорите. А потом – снова обморок.
– Вы думаете, вас хотели убить?
– А вам как кажется?
– Скорее это похоже на предупреждение. Последнее предупреждение.
– Согласен. Я получил сотрясение мозга и перелом ребер, но если бы меня и впрямь собирались кокнуть, то времени у них для этого было навалом.
– Но каков мотив? Чем вы им помешали?
– Это было первое, о чем спросили меня Олеярж и Юнек. Откровенно говоря, понятия не имею. Зависть? Месть бывших владельцев нашей виллы? Мы отсудили у них дом и расстались врагами. Юнек собирается их прощупать, но мне кажется, что они тут ни при чем.
– Вы попались в ловушку, и заманить вас туда оказалось легче легкого. Похитители были в курсе того, как важна для вас работа. Они хорошо знают вас.
– Да, полковник тоже так сказал. Он подумал, что это могли сделать люди, связанные с конкурирующей проектной фирмой.
– А такая фирма есть?
– Ну вы даете! Да их только в Праге не меньше тридцати, и это не считая мелких. Конкуренция среди нас жуткая. Если бы не страх перед законом, мы бы давно друг друга перебили. Да кому охота остаток жизни проторчать в тюрьме? Тут поневоле призадумаешься.
– И все же – не увели вы у кого-нибудь из-под носа выгодный заказ?
– Опять же: вы не первый, кто задает мне такой вопрос, и не первый, кого я вынужден разочаровать. Не увел. Во всяком случае, за последний год. Мы работали над проектом жилого массива, и у нас было много помощников из других контор. Никто бы не осмелился нас тронуть.
– А ваши сотрудники? Вы с ними ладите?
– Еще бы! Я умею находить подход к людям. Вот вам мой рецепт: хвалить и льстить. Против этого никто не устоит.
– Вы говорили о своих подругах. Может, какая-нибудь из них замужем?
Мои слова заставили архитектора задуматься.
– Вижу-вижу, куда вы клоните, – сказал он. – Да они почти все замужние. А знаете, вашим коллегам- полицейским это и в голову не пришло. Хотя, с другой стороны, они предложили кое-что такое, до чего не удалось додуматься вам. Впрочем, вы не все знаете. Ведь есть еще два человека, которые получают письма, похожие на мои.
– Кто же это?
– Понятия не имею! Но когда тут были Юнек с Олеяржем, они об этом говорили. Сказали, что если меня так кошмарно отделали, то этим двоим придется выделить охрану.
– Но почему Олеярж скрыл это от меня?
– Очевидно, он вам не доверяет. А еще он упоминал эту обворожительную девицу, Вельскую. Ее задница – истинная гордость нашей полиции. Она как-то зашла навестить меня, но я тогда был еще не в лучшей форме. Обидно. Вот ей-то уж наверняка многое известно, поверьте мне на слово.
Загир на удивление проворно соскочил с кровати, дотянулся до костылей и подошел к столу. Выбрав одну из бутылок, он предложил мне открыть ее и выпить с ним за удачное сотрудничество. Жидкость (это оказался коньяк) он плеснул в два пластмассовых стаканчика. Проглотив ее, я пришел в то неестественное возбуждение, за которым у меня непременно следует спад. Поведал Загиру о своей незаконченной учебе в университете и выслушал историю его карьеры удачливого архитектора. Потом он снова вернулся к теме Розеты, ему хотелось узнать о ней как можно больше, его цель была совершенно ясна. Я возмутился; скорее всего, потому, что сам думал об этой девушке совсем иначе. Я ничего не хотел знать о ней – у меня не было на это права. Вторую порцию коньяка я не допил, отставил в сторону. Загир истолковал мой жест по-своему. Улыбнулся и сказал, что если у меня на Розету виды, то он мне путать карты не собирается. Я ужасно разозлился. Какие виды, о чем вы, обрушился я на него, а потом накинул плащ и уже по дороге к двери бросил – звоните, когда я зам понадоблюсь. Загир попытался остановить меня, но тут в палату ворвалась какая-то женщина, красавица, хотя и не без налета вульгарности. Густые рыжие волосы, широкий рот, фигура каскадами, точно барочный фонтан. Едва не сбив меня с ног, она бросилась Загиру на шею. Бананы, которые предназначались больному, упали на пол. Тут до меня дошло, что это вовсе не его жена, и я тихо выскользнул в коридор. Прежде чем дверь закрылась, я успел еще услышать их смех. Хотел засунуть руки в карманы, но обнаружил, что они болтаются у меня по бокам. Плащ был надет наизнанку.
Несколько дней мой телефон молчал, ни Гмюнд, ни Загир не давали о себе знать, и даже Олеярж не звонил. Непрерывно моросило, небо было затянуто тучами, и в окнах дома напротив постоянно горел свет. Тогда в церкви я простудился и потому лежал теперь в своей комнатке и на улицу не выходил. Горло у меня болело, из носу текло, в ушах стоял шум. Я читал при свете настольной лампы. Пытаясь с головой окунуться в труды Пекаржа[24] о гуситском движении, отыскал главу о бесчинствах, сотворенных Желивским[25] в Новом Городе. По спине у меня бегали мурашки – то ли от чтения, то ли от температуры.
Ноябрьский дождь все не прекращался, без зонтика нельзя было выскочить даже в магазин, не то, что добраться до Дяблицкой рощи. Зонта у меня не было. Мой макинтош киносыщика себя не оправдал, промокал он моментально.
Я попытался удвоить заботу о моих экзотических растениях, но те жили своей жизнью, и ничего, кроме регулярной поливки, им от меня не требовалось. Только виноградная лоза вела себя не так, как прежде. В последние дни стебелек пожелтел и больше уже не обвивался вокруг деревянной палочки, а лежал на земле, подобный трупику младенца. Листочки свернулись в трубочки, и на них появились белые пятна. Я решил, что виноград уже не жилец, но выбрасывать его не захотел – пусть засохнет окончательно.
Госпожа Фридова очень беспокоилась из-за того, что я несколько дней безвылазно сидел дома. Она заметила мою нервозность и то, что у меня вид человека, который способен заснуть только перед рассветом и очнуться от беспокойного сна около полудня. В конце недели, в пятницу, когда я, будучи не в силах подняться, лежал в постели, уставившись воспаленными глазами в белый потолок, она вошла ко мне в комнату с целой охапкой книг и заявила, что выбрала для меня самые свои любимые и что надеется вышибить клин клином – ей, мол, такое иногда помогает. Книги со стуком упали на стол, и госпожа Фридова удалилась.
Я заставил себя приподняться и протянуть руку к самой высокой из книжных стопок. Гораций Уолпол, «Замок Отранто». Я улыбнулся и небрежно раскрыл книгу на середине. Спустя несколько мгновений я вернулся к началу и углубился в чтение. Было утро. Внезапно квартирная хозяйка постучала в дверь и сказала, что несет мне ужин. Значит, наступил вечер. В комнате с самого утра так и горела лампа, я даже не обратил на это внимания. За окном стемнело, будильник показывал три четверти восьмого. Книгу я закончил. Поев, с интересом потянулся к остальным томикам. Клара Рив, «Старый английский барон»; Анна Радклиф, «Удольфские тайны»; Эдгар Аллан По, «Ангел необъяснимого»; Э. Т. А. Гофман, «Песочный человек»; Йозеф фон Эйхендорф, «Обманы осени». И еще немало других.
Эти книги меня излечили. Я бы преувеличил, сказав, что почувствовал себя бодро, как рыба в свежей воде, но в конце концов латимерия – тоже рыба, а я ощущал себя приблизительно как она. Я таки вышиб клин клином, и мне захотелось продолжить это занятие. Одевшись, я поехал в Новый Город, по которому соскучился за время болезни. На Карловой площади зашел в «Черную пивоварню», непрезентабельный
