стала наша Машенька — и детей уже трёх родила. Для меня она Машенька, а муж пусть как угодно кличет…»
Любит его бабушка прикинуться неграмотной богомольной старушкой, как сама говорит — «от сохи»… и нет у Сашки никого, кроме неё… И помнит Сашка Воскобойников, каково это, когда врываются, стреляют, ставят к стенке, вертят перед носом ножом, орут по-узбекски, хотя русский знают не хуже Сашки… и гори всё синим пламенем! Сашка отдал бы многое, лишь бы не слышать, не видеть и не понимать ни-че-го, что творится вокруг!
— Ребята! Это я, Паша Воскобойников! Это я! Только не стреляйте! Паша я… Воскобойников! — орал Пашка, прильнув к стене рядом с дверью. Он вытянул руку и барабанил кулаком в дверь, отчаянно боясь, что кто-нибудь из солдат-дезертиров выстрелит сквозь дверь и пули оторвут ему руку. Но это было не так страшно, как присутствие за окном кого-то, кто в любое мгновение может принять его за террориста и всадить в спину очередь из автомата с глушителем.
У этих придурков хватит ума! С перепугу. Господи, Господи, Господи, хоть бы не стреляли! Лучше там, с ребятами, со знакомыми лицами, со спокойным и рассудительным Андреем, чем безымянным и безликим Одним Из Них… из тех, кто будет с удовольствием стрелять. Он будет заполошно и злобно верещать, стрелять веером, нажимать на курок до тех пор, пока вокруг всё не покраснеет от брызог крови и мозгов, пока с выпученными глазами он не ворвётся в студию, перешагнув через разорванный в клочья Пашкин труп… перешагнёт, наступив в кровавую лужу, — этот краповый берет, альфовец, этот спецназовец… или как его там….
Словом, Пашку переклинило. За окном был не человек. За окном было что-то неумолимо тупое и угрожающее, как Устав несения службы… как солдат с бешенными от стрельбы глазами… как обдолбанный сержант из какого-нибудь спецподразделения.
…
В студии стоял гвалт.
— Пашка! Открывай и выходи! Не делай резких движений! — надрывался Кирилл.
— Это Паша… это наш эфирщик… видео-инженер!.. — наперебой кричали девчонки.
Андрей пытался, не размахивая руками, быстро, но спокойно втолковать Москвичу, — мол, Пашка это… эфирщик, понимаешь?
Москвич, полуприсев, водил безумно дёргающимся стволом. Опрокинутый стул путался у него под ногами.
— Если спецназ… всех на хрен… всех! — хрипел он.
Кончилось тем, что Мустафа, который размяк от выпитой водки и, похоже, не совсем отдавал себе отчёт в серьёзности положения, двинул прикладом в дверь и фальцетом закричал:
— Выходи по одному!
— По од… кха-кха… одном… му, — закашлялся севшим вдруг голосом Филон.
Какое-то тягостное мгновение Андрею казалось, что оба выпалят сквозь дверь. Но дверь щёлкнула кодовым замком и из неё боком выпал Пашка, закрывая затылок руками. Дверь моментально захлопнуло сквозняком, звук удара был слышан даже через всеобщий ор. Мустафа ухватил Пашку за ворот свитера и потянул к студии. Филон неуклюже двинул его прикладом по спине.
— Иди давай! — и ещё ногой наподдал.
— Кто это? — спросил Малый, поглаживая автомат.
— Это инженер эфира, — в сотый, наверное, раз прохрипел Андрей. — Садись, Паша, со всеми… водки ему налейте, водки.
— Какая, б…дь, водка? — рявкнул Москвич. — Он откуда там взялся?
— Я там с самого начала был, — испуганно пропищал Пашка. Девчонки дёрнули его за штаны, и он неуклюже плюхнулся на колени к Тарасу.
— Подвигаемся, девочки, — старательно тараторила Яна, — подвигаемся… так… вот и стакан тебе. Голодный? Да? Успокоились все! Вика, у тебя юбка задралась, поправь!
— Господи, так и инфаркт получить можно, — проворчал господин депутат Государственной думы Адрон Басов. — Ну, вы, блин, ребята, даёте… никого там ещё больше нет?
— Я думаю, что теперь, уж, точно никого, — преувеличенно спокойно сказал Андрей. — Разве, что здесь, за кулисами где-нибудь поддатый оператор завалялся…
— Ага, — подхватила Вика; она старалась улыбнуться, но её чёрные глаза с синими полукружиями вокруг, были огромными и абсолютно серьёзными. — Помните, как он во время новостей вылез? Штаны расстёгнуты…
— Парень пописать захотел, с бодуна, — подхватил Кирилл. — Вика за столом в камеру чего-то трендит, а Водолазик стоит, качаясь, сзади неё и ширинку расстёгивает.
— Я тогда чуть не окочурился, — серьёзно сказал Роальд Вячеславович. — Смотрю на монитор, а там — такая порнуха…
— Тихо, — выпалил Москвич, — хватить трепаться! Ты, пацан! Ты чего так орал?
— Испугался я, — нервно ответил Пашка. — Телефоны не работают, выходить страшно… и кто-то в окно скребётся….
Стало удивительно тихо. Беззвучно выматерился Кирилл, закатив глаза в бессильной злобе.
— Кто поскрёбся? — шёпотом спросил Малый.
— Не знаю… — обречённо пробормотал Пашка и осёкся; запел телефон Басова.
Москвич нажал на кнопку и, не поднося телефон к уху, громко отчеканил:
— Ещё раз там кто поскребётся — всем каюк, поняли? — и нажал отбой.
— Вот и разобрались, — рассудительно подытожила Инна.
— Давайте-ка, господа, выпьем по маленькой и продолжим посиделки, — осторожно предложил Адрон. — Ежу понятно, что спецслужбы сейчас копошатся по всем этажам и карнизам этого здания.
— Они в те комнатах могут пробраться, где уже нас нет! — выпалил вдруг Валерка-Филон.
— И пусть сидят, — примирительно сказал Андрей. — Никакого штурма быть не должно. Мы тут все, как кильки в банке — дышать уже нечем. Какой тут штурм? Один выстрел — Боже упаси — и…
Динамик вдруг включился и пробурчал:
— Мне тут ваш Вован чуть башку не пробил своим автоматом, урод долбанный! Задёргался… и двинул стволом прямо в макушку. Теперь затылок щиплет… козёл! — динамик хрюкнул и отключился.
Сквозь стекло было видно красное лицо Вована. Похоже, он пытался оправдываться — губы его шевелились.
— Переживёшь, — отрезал Москвич. — Всё! Тишина! Всем сидеть!
— Леонид, — вкрадчиво сказала Яна, — не дёргайся, ладно? Я тут чуть трусики не намочила с перепугу — хватит уже кричать, ладно? Давайте, наконец, поговорим спокойно, а? И водки выпьем…
Пашка затравленно жевал сыр. Почему-то ему вспомнилось, что дома он стеснялся есть много — маленькому надо оставить, и брату с Тамарой…
— Лопай, Пашка, лопай, — отечески пробасил Кирилл. — И водочки, вот, тяпни маленько. Сегодня — можно! Если что — скажешь, мол, дядя Кирилл всё разрешил сегодня.
— У меня уже вся задница мокрая, — ни к селу, ни к городу выдал Андрей и сам себе удивился. Увидев, что все смотрят на него изумлённо, он добавил, — Стулья дурацкие — кожаное сиденье… сколько можно на них париться.
— А ты, Андрюш, подложи чего-нибудь, — рассудительно молвил Роальд Вячеславович.
— … они там все немножко красуются! Этот ваш Басов…
— Да ладно тебе!
— Нет, солдат я понять могу. Наполеон, например, отменил наказания в армии, понимаешь? Порка, там… шпицрутены. Униженный солдат — плохой солдат. Наполеон оставил расстрел, как меру наказания —
