она с готовностью и исполнила. Потом велела ей взять колоду и, отсчитав первые семь карт, положить их рубашкой вверх — кажется, мать Неженки именно так и делала, а может, надо было взять девять карт, я точно не запомнила.
Пристально посмотрев ей в глаза, я произнесла сурово:
— Итак, вы действительно хотите знать свою судьбу?
— Сью, вы меня пугаете! — отвечала она.
Я повторила:
— Так вы действительно хотите знать свою судьбу? Что карты скажут, то и надо исполнять. Горе тому, кто попросит карты указать ему путь, а сам сделает по-своему. Обещаете ли вы покориться судьбе, которую они предскажут?
— Обещаю, — тихо сказала она.
— Хорошо. Вот она, ваша жизнь, вся как на ладони. Давайте посмотрим, что было прежде. Эти карты показывают ваше прошлое.
Я открыла первые две карты. Это была дама червей и тройка пик. Я их, конечно же, узнала, потому что, пока она сидела зажмурившись, я быстро перебрала колоду — так бы всякий поступил на моем месте.
Я посмотрела на карты долгим взглядом и сказала, нахмурившись:
— Хм-хм-м... Карты говорят о печали. Вот у нас добрая и красивая леди — видите? — а вот разлука и первые страдания.
Она прижала руку к сердцу.
— Продолжайте, — сказала она, а у самой лицо белое как мел.
— Давайте посмотрим, — продолжала я, — на следующие три карты. Они показывают ваше настоящее.
И быстренько их раскрыла.
— Бубновый король! — воскликнула я. — Строгий пожилой джентльмен. Пятерка треф: рот на замке. Кавалер пик...
Но продолжать не спешила. Она склонилась ко мне.
— Что это значит? — спросила тихо. — Этот кавалер?
Я сказала, что это благородный юноша с добрым сердцем, и она с таким наивным удивлением посмотрела на меня, что я ее чуть не пожалела.
— Мне страшно! Не переворачивайте больше, не надо!
— Но, мисс, я обязана продолжать. Иначе счастье отвернется от вас. Смотрите, эти карты показывают ваше будущее.
И открыла первую. Шестерка пик.
— Дальняя дорога! — воскликнула я. — Может быть, путешествие с мистером Лилли? Или свадебное путешествие...
Она ничего не сказала на это, только сидела и смотрела на карты, которые я ей открыла.
— Покажите последнюю, — попросила она шепотом.
Я показала. Она первая увидела.
— Дама бубен, — пролепетала она и нахмурилась. — Что это?
Я и сама не знала. Я рассчитывала открыть двойку червей — влюбленные сердца, но, должно быть, напутала, и карта осталась в колоде.
— Бубновая дама, — сказала я наконец. — Несметные богатства, наверное.
— Несметные богатства?
Она отодвинулась от меня и посмотрела вокруг — на выцветший ковер, на черные стены. Я собрала карты и перемешала колоду. Она пригладила юбку и поднялась из-за стола.
— Что-то не верится, — сказала она, — что ваша бабушка была цыганкой. Слишком светлое у вас лицо. Нет, не верю. И мне не понравилось предсказание. Забава для слуг.
Отошла от меня и снова встала перед зеркалом. Я думала, что она скажет мне что-нибудь более приятное, но напрасно надеялась. А на полу под стулом я заметила двойку червей. Карта упала на пол — и она наступила на нее каблуком, отчего край карты замялся.
С тех пор я всегда узнавала эту карту, когда мы с ней в последующие дни садились играть. В тот день, однако, она велела мне отложить карты: мол, от одного вида их ее тошнит, и вообще ей все надоело. Она легла в постель и попросила принести ей чашку воды. А раздеваясь, я заметила, как она достала какой-то флакончик и накапала в чашку три капли. Это была какая-то микстура для сна. Раньше я не замечала, чтобы она принимала микстуру. После этого она стала зевать. А когда я на следующий день проснулась, она не спала, лежала, зажав губами прядь волос, и рассматривала фигуры на балдахине.
— Посильнее расчешите мне волосы, — попросила она, когда я начала ее одевать. — Изо всех сил, так, чтобы блестели. Ой, какие бледные у меня щеки! Не могли бы вы их пощипать, Сью? Ничего, если будут синяки. Лучше ходить с синими щеками, чем с бледными, как у мертвеца!
Глаза ее потемнели — должно быть, от снотворных капель. Она озабоченно морщила лоб. Мне не понравилось, что она заговорила о синяках. Я сказала:
— Стойте смирно, мисс, а то я вообще не смогу вас одеть. Вот так-то лучше. Итак, какое платье желаете надеть?
— Серое?
— Серое — не нарядно. Лучше голубое...
Голубое очень шло к ее светлым волосам. Она стояла перед зеркалом и смотрела, как я его застегиваю. И с каждой новой застегнутой пуговицей лицо ее становилось все довольнее. И когда я застегнула самую верхнюю, она посмотрела на меня. На мое коричневое шерстяное платье.
— Ваше платье, Сью, какое-то затрапезное, не правда ли? Мне кажется, вам пора переменить его.
— Переменить? Но другого у меня нет, — ответила я.
— Как это — другого нет? Ужас какой. А мне оно уже надоело. Что вы носили, когда служили у доброй леди Алисы? Разве вам не досталось от нее каких-нибудь платьев?
Я почувствовала — и, полагаю, тут я была абсолютно права, — что Джентльмен недоглядел, дав мне с собой всего лишь одно платье.
— Видите ли, дело в том, что леди Алиса, конечно, дама ангельской доброты, только вот скуповата. Она забрала мои платья обратно — чтобы отдать новой служанке, в Индии.
Мод потупилась: видимо, ей стало неловко. Потом спросила:
— Что, в Лондоне все дамы так обращаются со своими горничными?
— Только скупые, мисс, — отвечала я.
Тогда она сказала:
— А мне из моих вещей ничего не жалко. Пойдите и возьмите себе другое платье, чтобы было в чем показаться днем. И может быть, еще одно — чтобы переодеться, когда... ну, скажем, когда к нам заглянет гость... — Она раскрыла шкаф и нырнула за створку. — Кажется, мы одного роста. Вот три или четыре платья, гляньте, я их совсем не ношу и спокойно без них обойдусь. Вы любите длинные юбки, я знаю. А мой дядюшка не разрешает мне ходить в длинных — он уверен, что они вредят здоровью. Но к вам, понятное дело, это не относится. Нужно лишь немного отпустить подшивку. Надеюсь, вы сумеете?
Еще бы! Я ведь привыкла дома распарывать швы, да и сама при желании могла прошить как по линеечке.
Она показала мне платье. Странное оно было: из оранжевого бархата, с бахромой, а юбка колоколом. Как будто, когда его сшивали, в мастерскую влетел ураган и раздул все детали.
— Примерьте его, Сьюзен, давайте! Я вам помогу. — Она подошла ближе и стала раздевать меня. — Видите, я тоже могу, не хуже вас. Теперь я — ваша горничная, а вы — госпожа!
И усмехнулась, и, пока расстегивала на мне платье, все как-то нервно посмеивалась.
— Ну-ка, посмотрим в зеркало, — сказала она наконец. — Точно сестры!
Она стянула с меня коричневое платье, надела через голову оранжевое и подтолкнула меня к зеркалу, а сама стала возиться с крючками.
— Вдохните! — командовала она. — Поглубже вдохните! Платье довольно тесное, зато у вас будет