– Всего лишь стрелой? Я чувствую себя загарпуненной... Нет, это слишком грубо. Такое ощущение, будто в грудь вонзили маленький крючок...

– Насколько маленький?

– Как вязальный, даже меньше.

– Как застежка?

– Точно, как застежка! – засмеялась Хелен.

Возник четкий образ – вероятно, что-то из детства: потускневшая серебряная застежка с чуть выщербленной перламутровой головкой. Хелен прижала руку к груди в том месте, где, по ее представлениям, располагалась душа:

– Кажется, будто сюда вонзилась застежка, которая по частичке вытягивает мое сердце.

– Жуть какая, – сказала Джулия. – Экая ты извращенка! – Она поцеловала пальцы Хелен и стала их разглядывать, бормоча: – Какие у тебя ноготки... Маленькие ноготки, маленькие зубки.

В комнате стоял полумрак, но Хелен застеснялась и убрала руку.

– Не смотри на меня, – сказала она.

– Почему?

– Я... этого не стою.

Джулия засмеялась.

– Ты дуреха!

Обе закрыли глаза, и Хелен, видимо, задремала. Сквозь сон она слышала, как Джулия встала, накинула халат и пошла в туалет, но вырваться из липкой дремы удалось, лишь когда снова стукнула дверь, известившая о возвращении подруги.

– Который час? – Хелен схватила будильник. – Боже, без четверти час! Надо идти. – Она потерла лицо и вновь повалилась навзничь.

– Полежи до часу, – сказала Джулия.

– Пятнадцать минут – что толку?

– Тогда можно я пойду с тобой? Провожу тебя до квартиры. – (В ответ Хелен замотала головой.) – Ну пожалуйста! Ты же знаешь, мне лучше пройтись, чем торчать здесь.

Джулия стала одеваться. Ее одежда кучей валялась на полу; нагнувшись, она выудила лифчик и трусики, потом влезла в брюки и натянула блузку; нахмурившись и уткнув в грудь подбородок, застегнула пуговицы. Затем встала к зеркалу и ладонями разгладила лицо.

Хелен наблюдала за ней с кушетки. Казалось невероятным, неправдоподобным, что Джулия вот так запросто дарит ее взгляду свою красоту. Было удивительно и даже чуть страшно думать, что часом раньше она лежала в ее объятьях, открывала рот и раздвигала ноги навстречу ее губам, языку и пальцам. Казалось немыслимым, что она позволит себя поцеловать, если Хелен сейчас встанет и подойдет к ней...

Джулия перехватила ее взгляд и усмехнулась в притворном возмущении.

– Еще не надоело смотреть?

Хелен потупилась.

– Вообще-то я и не смотрела.

– Будь ты мужчиной, я бы попросила тебя выйти, пока одеваюсь. Хочу оставаться для тебя тайной.

– А я не желаю, чтобы ты была тайной. Хочу знать в тебе каждую клеточку. – Внезапно в груди чуть екнуло. – Почему ты это сказала, Джулия? Что, ты бы предпочла мужчину?

Джулия покачала головой. Подавшись к зеркалу, она приоткрыла рот, подкрашивая губы.

– С мужчинами у меня бесполезняк, – рассеянно сказала Джулия, раскатывая на губах помаду. – Ничего не получается.

– Только с женщинами? – спросила Хелен.

«Только с тобой», – хотелось ей услышать. Но Джулия молча продирала сквозь волосы гребешок, критически оглядывая свое лицо. Хелен отвернулась. «Что это со мной?» – подумала она, поняв, что ревнует Джулию к ее отражению. К одежде. К пудре на щеках!

Затем подумалось: «Значит, вот что ко мне чувствует Кей?»

Вероятно, мысль отразилась на лице. Хелен заметила, что Джулия наблюдает за ней в зеркале. Рука ее замерла, гребешок застрял в волосах.

– Все нормально? – спросила Джулия.

Хелен кивнула; затем помотала головой. Джулия опустила гребешок, подошла и положила руки ей на плечи. Закрыв глаза, Хелен тихо проговорила:

– Все это ужасно неправильно, да?

– Сейчас все ужасно неправильно, – помолчав, ответила Джулия.

– Это хуже, потому что можно было поступить правильно.

– Думаешь?

– Мы могли... остановиться... отступить.

– Ты смогла бы остановиться?

– Может быть, – с усилием выговорила Хелен. – Ради Кей.

– Но эта ужасная неправильность все равно свершилась бы. Она произошла еще раньше. Когда мы еще ничего не сделали. Это... Когда это случилось?

Хелен подняла взгляд.

– В день, когда ты привела меня в тот дом на Брайан-стон-Сквер. Или еще раньше – когда ты угостила меня чаем. Мы стояли на солнце, ты закрыла глаза, и я смотрела на твое лицо... Наверное, это произошло тогда, Джулия.

Они молча смотрели друг другу в глаза, потом сдвинулись и поцеловались. Хелен еще не вполне привыкла к отличию между поцелуями Джулии и Кей – к относительной чужести Джулиных губ, их податливости, вяжущему вкусу помады и нежным атакам языка. Однако эта чужесть возбуждала. Легкий поцелуй быстро стал влажным. Они сдвинулись теснее. Джулия положила руку на обнаженную грудь Хелен – коснулась и отдернула пальцы, потом вновь коснулась и снова отдернула, и еще раз, когда уже казалось, что плоть сама поднимается и стремится за ее рукой.

Обе неуклюже повалились на сбитые одеяла. Рука Джулии скользнула между ног Хелен.

– Боже! – тихо проговорила Джулия. – Какая ты мокрая... Я... тебя не чувствую...

– Войди в меня пальцами, – прошептала Хелен. – Воткни мне, Джулия!

Джулия вошла. Хелен приподняла бедра, отвечая встречным движением.

– Теперь чувствуешь меня? – выдохнула она.

– Да, я чувствую... – шептала Джулия. – Ты меня обхватываешь... Потрясающе...

Четыре ее пальца по костяшки вошли в Хелен, а большой, оставшись снаружи, тер взбухшую плоть. Хелен двигала бедрами, насаживаясь на пальцы. Под голой спиной она ощущала сбитые одеяла, а меж обнаженных влажных ног тяжесть бедра Джулии, обтянутого шершавой штаниной; мозг отмечал маленькие неудобства: шарканье по телу пряжки ремня, пуговиц блузки, ремешка часов... Хелен забросила руки за голову; что-то в ней желало, чтобы Джулия ее связала и обездвижила, покрыла синяками и ссадинами – хотелось отдаться целиком. Ей нравилось, что толчки стали почти болезненными. Она чувствовала, как вся замирает, будто и вправду ее стягивали тугие веревки.

Хелен приподняла голову и нашла губы Джулии; зародившийся крик вошел в ее рот, бился о ее губы и щеку.

– Тише! – шептала Джулия, не прекращая яростных толчков. Она помнила о жильцах в соседних квартирах. – Тише, Хелен! Тише!

– Прости, – задыхаясь, выговорила Хелен и опять вскрикнула.

Это не походило на их прежние неспешные совокупления. Потом Хелен лежала оглушенная и обессиленная, как после стычки. Она встала и почувствовала, что ее трясет. Подошла к зеркалу: весь рот в Джулиной помаде, губы распухли, словно ее избили. В отблесках камина были видны похожие на сыпь следы, натертые одеждой Джулии. Этого она и хотела, когда Джулия была в ней, но сейчас отметины ужасно расстроили. Хелен слепо бродила по комнате, поднимая и роняя одежду, чувствуя, как внутри закипает нечто вроде истерики.

Джулия вышла на кухню ополоснуть руки и рот. Когда она вернулась, Хелен встала перед ней и