Рука работала, а в голове роились воспоминания о годах, когда Реджи служил в армии. Встречаться приходилось в гостиничных номерах – грязных комнатках, но это не имело значения. Главное – они были вместе. Соединение тел, ощущение кожи и дыхания другого. Вот что такое, когда тебя распирает при мысли о другом. Не как сейчас. Без шуточек о пуховых перинах и уголках влюбленных.
В самую последнюю секунду он стиснул ее руку, устроив ловушку для спермы. Потом со смехом отвалился, потный и раскрасневшийся. Вив не сразу убрала руку. Реджи приподнял голову, отчего кожа на горле собралась гармошкой. Его тревожило состояние брюк.
– Не пролилось?
– Надеюсь.
– Осторожнее.
– Сама осторожность.
– Умничка.
Реджи заправился и застегнул пуговицы. Вив огляделась в поисках платка или салфетки, но в конечном счете вытерла руку о траву.
– Очень полезно для земли, – одобрительно усмехнулся Реджи. Он был полон жизни. – Тут вырастет дерево. Однажды придет девушка без трусиков, влезет на него и с моей помощью станет женщиной. – Он раскинул руки. – Иди поцелуй меня, прелесть моя!
Его непосредственность просто удивительна, подумала Вив. Однако именно его пороки и недостатки она любила больше всего. Потратила жизнь на его слабости – просьбы о прощении, обещания... Она снова легла в его объятия. Он зажег сигарету, и они вместе курили, глядя на верхушки деревьев. Пустельга исчезла; неизвестно, поймала она свою мышку или отправилась за другой. Небесная синева поблекла.
Сентябрь – даже конец сентября – это все же не лето; Вив зябко поежилась. Реджи потер ей руки, но вскоре оба сели, допили оставшийся джин, а потом встали, отряхивая одежду. Реджи вывернул манжеты брюк и вытряс траву. Одолжившись ее носовым платком, стер с губ следы помады и пудры. Отошел в сторонку, повернулся спиной и отлил.
– Стой здесь, – сказала Вив, когда он вернулся, и сама зашла в кусты; задрала подол, спустила трусики и присела на корточки.
– Гляди, там крапива! – крикнул Реджи, хотя не заметил, куда она пошла, и за кустами ее не видел.
Вот он причесался, нагнувшись к автомобильному зеркальцу. Сполоснул в ручье стаканчики. Вив посмотрела на руку. Засохшая сперма превратилась в изящное кружево; она потерла пальцы, и белые хлопья, спорхнув на землю, затерялись в траве.
К семи Реджи должен был вернуться домой, а часы показывали уже половину пятого. Снова прогулялись к мостику; постояли, глядя на воду. Опять сходили к развалившейся мельнице; рядом с похабными надписями осколком стекла Реджи выцарапал инициалы «РН, ВП» и сердце, пронзенное стрелой.
Отбросив стекляшку, взглянул на часы:
– Пожалуй, надо ехать.
Они вернулись к машине. Вив вытрясла плед, Реджи его свернул и вместе со стаканчиками убрал в багажник. На месте пледа остался квадрат примятой травы. Он портил красоту опушки; Вив ногами взбила траву.
Все это время машина простояла на солнце. Вив села и о горячую кожу сиденья обожгла ногу. Плюхнувшись рядом, Реджи протянул носовой платок – подстелить.
Он нагнулся и поцеловал ее в бедро. Она коснулась его головы – темных напомаженных завитков, сквозь которые просвечивала бледная кожа. Окинула взглядом опушку в буйной зелени и тихо сказала:
– Вот бы здесь остаться.
Реджи ткнулся лицом в ее колени.
– Мне тоже этого хочется. – Слова звучали глухо. Он вывернул голову и посмотрел ей в глаза. – Ведь ты... Ты же знаешь, мне самому противно. Если б я мог что-то изменить... Ну, все это...
Вив кивнула. Сказать нечего, все уже сказано прежде. Он еще полежал на ее коленях, снова поцеловал в бедро и выпрямился. Повернул ключ – мотор ожил. В тишине урчанье мотора казалось ужасно громким – такой же странно оглушающей показалась сама тишина, когда они только приехали.
Реджи развернулся и медленно проехал к ухабистой дорожке, которая вывела на проселок; не притормаживая, миновал домик сырного цвета, а затем выехал на лондонское шоссе. Машин заметно прибавилось. Все возвращались с вылазок за город. Стоял несмолкаемый шум моторов. Низкое солнце светило в глаза, заставляя щуриться; иногда при повороте дороги оно отступало в сторону или на минуту скрывалось за деревьями, но потом, розовое и разбухшее, вновь появлялось, став еще больше.
От солнца, тепла да еще, наверное, выпитого джина Вив сморило. Она прилегла на плечо Реджи и закрыла глаза. Он потерся щекой; потом изредка поворачивал голову, целуя ее волосы. Вдвоем они тихонько напевали старые песни – «Мне нечего тебе дать, кроме любви» и «Пока, дрозд, пока».
На подъезде к лондонским окраинам Вив зевнула и нехотя выпрямилась. Попудрилась, освежила помаду. Машин в потоке вдруг стало с чертову уйму. Реджи хотел проскочить через Поплар и Шедуэлл, но там было не лучше. В конечном счете они застряли в пробке на Тауэр-Хилл. Реджи то и дело смотрел на часы.
– Высади меня здесь, – сказала Вив.
– Погоди, сейчас, – беспрестанно повторял он. Его бесило, что приходится пропускать другие машины. – Ну чтоб этому хмырю впереди чуть-чуть... Господи! Вот из-за таких мудаков...
Машина тронулась. Перед выездом на Стрэнд они попали в новую пробку на Флит-стрит. Реджи поискал объезд, но боковые улицы забили машины, водителям которых пришла та же идея. Он барабанил пальцами по рулю и чертыхался. Опять посмотрел на часы.
Под его настроением Вив напряглась и даже чуть съехала на сиденье, чтобы не попасться кому- нибудь на глаза, но мыслями была еще в лесу, не желая расставаться с мельницей, ручьем, мостом и тишиной. Это тебе не Пиккадилли... Перед отъездом Реджи вымел из машины лепестки и травинки, что натрусились с живых изгородей. Тыкал пальцем в бабочку, пока та не встрепенулась и упорхнула.
Вив смотрела на освещенные витрины магазинов с коробками бутафорских конфет и фруктов, флаконами духов и бутылками, где подкрашенная вода изображала и вино «Пармские ночи», и виски «Ирландское солодовое». Машина двигалась еле-еле. Наконец они подползли к кинотеатру «Тиволи». Вив тоскливо оглядывала очередь за билетами, девушек с кавалерами, мужей с женами. В сумерках цветные огни кинотеатра казались еще ярче и зазывнее, чем в темноте. Глаз цеплял маленькие бессвязные детали: сверканье сережки, блеск напомаженных волос, хрустальный перелив брусчатки.
Реджи затормозил и вдавил клаксон. Какой-то человек неспешно пересек дорогу перед машиной и невозмутимо двинулся дальше. Реджи вскинул руки:
– Уж простите, что разъездился, мистер! Твою мать!..
Он с ненавистью проводил взглядом лениво шагавшую по тротуару фигуру, но вдруг лицо его переменилось. Что-то в ней не так. Реджи засмеялся и подтолкнул Вив:
– Ошибочка вышла. Что скажешь? Это не мистер, а мисс.
Вив повернулась к окну и увидела Кей, в куртке и брюках. Из серебряного портсигара она достала сигарету и небрежным изящным жестом постучала ею по крышке, прежде чем сунуть в рот.
– В чем дело, черт возьми? – изумленно спросил Реджи.
Потому что Вив вскрикнула. Живот свело, точно от удара под дых. Вив закрылась рукой, еще ниже пригнулась на сиденье и заполошно сказала: