что мир устроен несправедливо, но до сих пор не видела возможности его изменить…
Сами того не замечая, они не расцепляли рук. Оставив их, я присоединилась к Энни, мисс Раймонд и Флоренс. Энни положила руку мне на плечо.
— Поездка с лекциями, а? Вот так-так! — Она повернулась к Фло: — Как ты на это посмотришь?
С тех пор, как я сошла с помоста, Флоренс ни разу мне не улыбнулась, теперь не улыбнулась тоже. Когда она наконец заговорила, голос ее прозвучал печально и растерянно — словно бы она удивлялась собственной ожесточенности.
— Я была бы за, если бы была уверена, что Нэнси согласна с собственными речами, а не повторяет их, как… как чертов попугай!
— Ох, Флорри, как не стыдно… — беспокойно оглянувшись на мисс Раймонд, произнесла Энни.
Я ответила Флоренс долгим пристальным взглядом и отвернулась; удовольствие от речи, от приветственных возгласов было испорчено, на сердце сделалось тяжело.
В палатке тем временем наступила относительная тишина: ораторов на трибуне не было и народ воспользовался перерывом, чтобы выглянуть на солнышко и замешаться в суету на лужайке.
— Что, если нам присесть? — весело предложила мисс Раймонд.
Мы двинулись к пустому ряду сидений, но тут ко мне подлетела какая-то девочка.
— Простите, мисс, — сказала она. — Это вы та девушка, которая выступала с речью? — Я кивнула. — У палатки стоит одна леди; спрашивает, не выйдете ли вы с ней переговорить.
Энни со смехом подняла брови.
— Небось еще одно приглашение выступить с лекционным туром? — предположила она.
Я глядела на девочку и колебалась.
— Леди, говоришь?
— Да, мисс, — отвечала девочка уверенно. — Леди. Одета шикарно, глаз не видно из-за шляпы с вуалью.
Я вздрогнула и покосилась на Флоренс. Леди в вуали: я знала только одну женщину, подходившую под это описание. Значит, Диана все же меня заметила, наблюдала во время речи и теперь… кто знает, какая странная идея могла прийти ей в голову? От этой мысли меня пробрала дрожь. Когда девочка пошла прочь, я повернулась ей вслед. Флоренс тоже сдвинулась с места и проводила ее взглядом. В углу палатки, где откинутое полотнище образовывало выход, лежал прямоугольник солнечного света, такой яркий, что мне пришлось сощуриться и замигать. На краю этого прямоугольника стояла женщина, лицо ее, как описывала девочка, было скрыто за широкополой шляпой и сеточкой вуали. Под моим взглядом она подняла руки и откинула вуаль. Я увидела ее лицо.
— Почему ты сидишь? — холодно спросила Флоренс. — Не иначе как она явилась позвать тебя обратно в Сент-Джонс-Вуд. Там тебе больше не придут в голову мысли о социализме…
Я обернулась к Флоренс, и она при виде моих бледных щек изменилась в лице.
— Это не Диана, — шепнула я. — О Фло! Это не Диана…
Это была Китти.
Я стояла как громом пораженная. Я встретила сегодня двух своих прежних любовниц, и вот явилась третья, а вернее, первая; моя первая и настоящая любовь, подлинная, самая большая — любовь, разбившая мне сердце, любовь, после которой я утратила способность пылко любить…
Не глядя больше на Флоренс, я поспешила туда, встала рядом и потерла глаза, смотревшие против солнца. Когда я снова их открыла, ее окружили сотни подвижных светящихся точек.
— Нэн, — сказала она и нервно улыбнулась. — Ты меня, надеюсь, не забыла?
Ее голос слегка дрогнул, как бывало иногда в мгновения страсти. Выговор сделался чище, утратив прежнюю колоритность.
— Забыть тебя? — проговорила я, когда ко мне вернулся дар речи. — Нет, просто я очень удивилась.
Я глядела на нее и нервно сглатывала. Глаза у нее были все такие же карие, ресницы темные, губы розовые… И все же она переменилась. Это было заметно сразу. Вокруг рта и на лбу появились одна-две морщинки — свидетельство лет, прошедших с тех пор, когда мы были любовницами; отросшие волосы были собраны в высокую, отливавшую глянцем прическу. С морщинками и этой прической она не походила больше на прехорошенького мальчишку; девочка- посланница, назвавшая ее «леди», была права.
Китти изучала меня так же пристально. Наконец она произнесла:
— Ты очень изменилась…
Я пожала плечами.
— Конечно. Тогда мне было девятнадцать. А теперь — двадцать пять.
— Двадцать пять тебе исполнится через две недели. — Ее губы чуть дрогнули. — Видишь, я помню.
Я чувствовала, что краснею, и не могла открыть рта. Китти посмотрела мимо меня, в палатку.
— Представь себе, как я удивилась, когда недавно сюда заглянула и увидела тебя на подмостках, произносящей речь. Никогда бы не подумала, что ты кончишь тем, что будешь защищать с трибуны права рабочих!
— Я тоже. — Я улыбнулась, она ответила улыбкой. — Как ты здесь оказалась?
— Я снимаю комнаты в Боу. Всю неделю только и слышала, что надо быть в воскресенье в парке — такое там готовится грандиозное событие.
— Да что ты?
— Да-да!
— И… ты здесь одна?
Ее взгляд скользнул в сторону.
— Да. Уолтер сейчас в Ливерпуле. Вернулся к работе театрального менеджера, владеет там на паях концертным залом, снял для нас дом. Когда там закончится ремонт, я к нему поеду.
— Ты по-прежнему выступаешь?
— Не так часто. Мы… у нас был совместный номер…
— Знаю. Я вас видела. В Миддлсексе.
Ее глаза округлились.
— В тот раз, когда ты встретила Билли-Боя? О Нэн, если бы я знала, что ты на меня смотришь! Когда Билл вернулся и рассказал, что виделся с тобой…
— Долго я не просидела.
— Что, мы так плохо выступали?
Она улыбнулась, но я качнула головой:
— Не в этом дело.
Ее улыбка увяла. Чуть погодя я спросила:
— Значит, ты теперь не часто появляешься на сцене? Почему?
— Ну, Уолтер теперь по горло занят работой импресарио. И кроме того… мы это не афишируем, но у меня пошатнулось здоровье. — Она колебалась. — Я ждала ребенка…
Эта мысль меня ужаснула.
— Мне очень жаль, — сказала я.
Она пожала плечами.
— Уолтер был разочарован. Но теперь все забыто. Просто у меня сейчас меньше сил, чем прежде…
Мы замолчали. Покосившись на толпу, я снова обратила взгляд к Китти. На ее щеках выступил румянец.
— Нэн, Билл мне рассказывал, что, когда вы встретились, на тебе… в общем, ты была одета мальчиком.
— Все верно. Мальчиком.
Она одновременно хихикнула и нахмурилась, не понимая.
— И еще он сказал, что ты живешь с… с…
— Дамой. Верно.
Она еще больше покраснела.
— И… вы по-прежнему вместе?
— Нет, теперь я живу с одной девушкой, в Бетнал-Грине.
— О!
Я поколебалась, но решила выполнить тот же маневр, что двумя часами ранее с Зеной. Я отступила в тень палатки, Китти последовала за мной.
— Она вон там. — Я указала кивком на места перед трибуной. — С мальчиком на руках.
Энни с мисс Раймонд ушли, и Флоренс сидела одна. Я махнула рукой, Флоренс увидела, потом мрачно перевела взгляд на Китти. Та тихонько вскрикнула и нервно улыбнулась.
— Это Фло, — пояснила я, — она социалистка. Она меня во все это и втянула…
Флоренс тем временем сняла шляпку, и Сирил тут же принялся таскать ее шпильки и накручивать на пальцы кудряшки. Он дергал так усердно, что к лицу у нее прилила краска. Понаблюдав немного, я заметила, как Флоренс снова перевела взгляд на Китти. Последовав ее примеру, я обнаружила, что Китти смотрит на меня как-то странно.
— Смотрю на тебя и не могу глаз оторвать, — проговорила она с неуверенной улыбкой. — Когда ты сбежала, я первое время не сомневалась, что ты вернешься. Где ты была? Чем занималась? Мы из кожи лезли, тебя разыскивали. А потом, так и не получив известий, я решила, что никогда больше тебя не увижу. Я думала… о Нэн, я думала, ты сделала с собой что-то нехорошее.
Я нервно сглотнула.
— Это ты, Китти. Ты сделала со мной нехорошее.