Элис осталась досматривать номер, а я медленно спустилась в пустое фойе, прижала лоб к прохладному стеклу двери и стала напевать про себя песню мисс Батлер «Любимые и жены».

Вскоре рев и топот публики возвестил об окончании номера Галли и появилась Элис; она все так же обмахивалась шляпкой и отдувала от розовых щек прилипшие локоны.

— Заглянем к Тони, — кивнула она мне.

Вслед за ней я отправилась в комнатушку Тони, где от нечего делать стала крутиться в кресле за столом, пока хозяин стоя обнимал Элис за талию. Немного поболтали о мистере Сазерленде с его платком в горошек, а потом Тони спросил:

— А как вам Китти Батлер? Правда, недурна? Если и дальше будет так заводить публику, обещаю, дядя продлит с ней контракт до Рождества.

Я замерла.

— В жизни не видела лучшего номера, — воскликнула я, — ни здесь, ни в других местах! Трикки сделает глупость, если отпустит ее, так ему и передай.

Рассмеявшись, Тони со мной согласился, но при этом, как я заметила, подмигнул Элис, а потом с глуповато-влюбленным видом задержал взгляд на ее милом лице.

Я скосила глаза в сторону, вздохнула и простодушно заметила:

— О, вот бы еще увидеть мисс Батлер!

— Увидишь, будь спокойна, — отозвалась Элис, — в субботу.

Мы собирались в субботний вечер посетить «Варьете» всей компанией: с отцом, матушкой, Дейви, Фредом. Я сдернула с рук перчатки.

— Знаю. Но субботы еще ждать и ждать…

Тони снова рассмеялся.

— Да ладно, Нэнси, кто сказал, что тебе придется так долго дожидаться? По мне, так приходи завтра да и в любой другой день. Если не найдется места на галерке, устроим тебя в ложе у сцены — глазей оттуда на мисс Батлер сколько тебе угодно!

Наверное, он хотел произвести впечатление на мою сестру, но у меня при этих словах екнуло сердце.

— О, Тони, в самом деле?

— Конечно.

— И в ложе?

— Почему нет? Между нами, леди Позолота да сэр Плюш все время прозябают там в одиночестве. Сядешь в ложу, пусть зрители смотрят и воображают, как бы сами были важными птицами.

— Как бы Нэнси не вообразила себя важной птицей, — фыркнула Элис. — Нам такие мысли не по чину.

Она рассмеялась, Тони плотнее обхватил ее за талию и наклонился — поцеловать.

Думаю, городской девушке не совсем пристало посещать мюзик-холл в одиночку; однако в Уитстейбле на это смотрели не так строго. Матушка, выслушав меня на следующий день, ограничилась тем, что сдвинула брови и неодобрительно качнула головой; Элис со смехом объявила, что я спятила: она не собирается просидеть весь вечер в раскаленном, душном помещении, чтобы еще раз полюбоваться девушкой в штанах, — тем более мы видели ее номер и слышали песни не далее как в предыдущий вечер.

Меня потрясло ее равнодушие, но втайне порадовала мысль о том, чтобы увидеть мисс Батлер на этот раз в одиночку. И еще я, не желая в этом признаваться, была взволнована обещанием Тони посадить меня в ложе. В предыдущий вечер на мне было вполне затрапезное платье, теперь же (дела в ресторане шли вяло, и отец позволил нам закрыться в шесть) я надела воскресный наряд, в который облачалась при выходах с Фредди. Когда я, разодетая, спустилась вниз, Дейви присвистнул; пока мы ехали в Кентербери, я раз или два ловила на себе мужские взгляды. Но я — по крайней мере, в тот единственный вечер! — их не воспринимала. Добравшись до «Варьете», я, как обычно, кивнула кассирше, но на моем любимом месте на галерке предоставила потеть кому-нибудь другому, а сама устремилась к сцене, к позолоченному, обитому алым плюшем сиденью. И тут, чувствуя себя не в своей тарелке под любопытными или завистливыми взглядами всего беспокойного зала, я высидела Веселых Рэндаллов, шаркавших ногами под вчерашние песни, комика с его шуточками, телепатку с ее ужимками, акробатов с их прыжками.

И вот Трикки снова представил публике нашего местного, кентского петиметра, и я затаила дыхание.

На этот раз, когда она крикнула «Хелло!», толпа откликнулась мощным радостным эхом: не иначе, подумала я, весть о ее успехе распространилась по округе. Теперь я, разумеется, смотрела на нее сбоку, и это было немного странно, однако, когда она, как накануне, прогуливалась по краю сцены, мне почудилась в ее походке особенная легкость, словно восхищение публики дало ей крылья. Опершись пальцами о бархат непривычного сиденья, я подалась вперед. Ложи «Варьете» располагались очень близко к сцене — от певицы меня отделяло меньше двадцати футов. Мне были видны все восхитительные детали ее костюма: часовая цепочка между пуговицами жилета, серебряные запонки на манжетах; со старого места на галерке я не могла их разглядеть.

Ее черты я тоже видела отчетливей. Уши — маленькие, не проколотые. Губы — теперь я видела, что ярко-розовые они не от природы, а от грима. Зубы — молочно-белые; глаза — шоколадно-коричневые, как волосы.

Номер длился, как мне показалось, одно мгновение — оттого, что я знала, чего ожидать, а также не столько слушала, сколько рассматривала певицу. Ее снова вызывали на бис — два раза, и под конец она, как и прежде, исполнила чувствительную балладу и бросила в зал розу. На этот раз я разглядела, кто ее поймал: девушка в третьем ряду, в соломенной шляпе с перьями и желтом атласном платье с вырезом и короткими рукавами. И эту хорошенькую девушку, совершенно незнакомую, я в ту минуту готова была возненавидеть!

Я перевела взгляд на Китти Батлер. Подняв свой цилиндр, она проделывала заключительный приветственный взмах. Заметь меня, подумала я. Заметь! По совету мужа телепатки я выписала эти слова в голове алыми буквами и раскаленными, пылающими направила прямо в лоб певице. Заметь меня!

Она обернулась. Сверкнула глазами в мою сторону — заметить только, что ложа, вчера пустая, теперь занята, — потом нырнула под опускающийся темно-красный занавес и исчезла.

Трикки потушил свечу.

— Ну что, — начала Элис, когда я вошла в зал (в нашей квартире, а не в устричном ресторане на нижнем этаже), — как выступала сегодня Китти Батлер?

— Небось точно так же, как в прошлый раз, — предположил отец.

— Ничего подобного, — ответила я, стягивая перчатки. — Еще лучше.

— Ну и ну! Если так пойдет дальше, какова же она будет в субботу!

Элис глядела на меня, губы ее подрагивали.

— Хватит терпения дождаться субботы, Нэнси?

— Хватит, — отвечала я нарочито безразлично, — только зачем? — Я повернулась к матушке, которая шила, сидя у пустого камина. — Ты ведь не будешь против, если я завтра снова поеду в «Варьете»?

— Снова? — изумленно повторили все домашние. Я смотрела только на матушку. Она подняла голову и взглянула на меня озадаченно и чуть хмуро.

— Почему бы и нет, — протянула она. — Но право, Нэнси, проделать такую дорогу ради одного-единственного номера… К тому же в одиночку. А не может ли Фред тебя проводить?

Кто мне меньше всего был нужен при следующей встрече с Китти Батлер, так это Фред. Я возразила:

— О, его на такое представление никаким арканом не затянешь! Нет, поеду одна.

Я произнесла это твердо, словно ежевечернее посещение «Варьете» было тяжелой обязанностью, которую я из великодушия старалась исполнять безропотно, никого не беспокоя.

Повторно наступило неловкое молчание. Наконец отец проговорил:

— Чудачка ты, Нэнси. Тащиться в Кентербери по такой жуткой жаре — и уйти с конца представления, ни глазком не взглянув на Галли Сазерленда!

Все засмеялись, вновь неловко замолчали, и в конце концов разговор перешел на другие темы.

Когда я возвратилась домой после третьей поездки в «Варьете», мое робко выраженное намерение вернуться туда и в четвертый, и в пятый раз было встречено недоверчивым хмыканьем и усмешками. У нас в гостях был дядя Джо; он бережно наливал пиво в наклоненный стакан, но, услышав смех, поднял взгляд.

— В чем дело? — спросил он.

— Нэнси втюрилась в Китти Батлер из «Варьете», — отозвался Дейви. — Представляешь, дядя Джо, втюрилась в петиметра!

— Заткнись, — крикнула я.

Матушка строго на меня взглянула:

— Это вам, мадам, лучше помолчать.

Дядя Джо отхлебнул пива, слизнул с бороды пену.

— Китти Батлер? Это ведь та девица, которая переодевается в парня? — Он состроил гримасу. — Ну, Нэнси, чем тебе настоящие-то парни не угодили?

Отец наклонился к нему.

— Да ладно, про Китти Батлер нам только говорят. — Он подмигнул и потер себе нос. — Думаю, она положила глаз на какого-нибудь юнца в оркестровой яме…

— Ах так, — многозначительно кивнул Джо. — Надеюсь, бедняга Фредерик не скумекает, а то…

Тут все обернулись ко мне, и я вспыхнула, тем, вероятно, подтвердив отцовские слова. Дейви фыркнул, матушка, прежде хмурившаяся, заулыбалась. Я промолчала, предоставив им думать что угодно, и вскоре, как в прошлый раз, все заговорили о чем-то другом.

Молчанием можно было провести родителей и брата, но не сестрицу Элис: она знала обо мне все.

— Ты правда положила глаз на какого-то парня в «Варьете»? — спросила она, когда все домашние улеглись в постель.