Пустой взгляд сфокусировался.
— Привет.
— Пойдем наверх? Потусуемся немного вместе?
— О, да нет, я в порядке. — Он посмотрел на Мэри, отвел глаза. — Я, э-э-э, я в порядке. Да. Правда. Я полагаю, вечеринка закончилась?
Рейдж взял сумку. Бледно-розовая рубашка Фьюри виднелась внутри, зажатая молнией.
— Давай, пошли наверх.
— Ты должен остаться со своей женщиной.
— Она все понимает. Пойдем вместе, брат.
Плечи Фьюри сгорбились.
— Да, хорошо. Мне лучше не быть сейчас одному.
Когда Рейдж наконец вернулся к ним с Мэри в спальню, он знал, что она уже уснула, поэтому тихо закрыл дверь.
На ночном столике горели свечи, и в их свете он увидел, что кровать была в полном беспорядке. Мэри скинула с себя одеяло и разбросала вокруг подушки. Она лежала на спине, красивая кремовая ночнушка перекрутилась у нее на талии, задравшись до бедер.
Он никогда не видел ее раньше, и понял, что она одела ее сегодня, потому что хотела сделать этот вечер особенным. От ее вида у него подкосились ноги. И хотя из-за внутреннего гула тело горело все сильнее, он встал на колени рядом с ней. Ему нужно было быть ближе.
Он не понимал, как Фьюри может оставаться в здравом рассудке, особенно после таких ночей. Его единственная любовь — брат — хотела боли и наказания. И Фьюри давал ему то, что он просил, принося новые страдания. Сегодня ночью Зейдист будет спать спокойно. Фьюри будет сгорать изнутри еще несколько дней.
Он был достойным мужчиной, сильным, верным, преданным Зеду. Но то, что нужно было брату, убивало его.
Господи, да как вообще можно было вынести избиение того единственного, кого ты любишь?
— Ты хорошо пахнешь, — прошептала Мэри, поворачиваясь на бок и гладя на него. — Как Старбакс.
— Это красный дымок. Фьюри много курит, но я не виню его. — Рейдж взял ее за руку и нахмурился. — У тебя снова температура.
— Только что спала. Я чувствую себя намного лучше. — Она поцеловала его запястье. — Как Фьюри?
— Паршиво.
— Зейдист часто заставляет его делать это?
— Нет. Не знаю, что случилось сегодня вечером.
— Мне жаль их обоих. Но Фьюри — больше.
Он улыбнулся ей. Он любил ее еще сильнее за то, как она заботилась о его братьях.
Мэри медленно села, сдвинув ноги так, чтобы они свесились с кровати. У ночнушки был кружевной лиф, и через узор он видел ее грудь. Его бедра напряглись, и он закрыл глаза.
Это был настоящий ад. Хотеть быть с ней. Бояться того, что может сделать его тело. И он ведь даже думал не только о сексе. Ему нужно было просто обнять ее.
Ее руки поднялись к его лицу. Ее большой палец прошелся по его губам, и она открылись по собственному желанию: дразнящее предложение, которое она мгновенно приняла. Она наклонилась и поцеловала его, язык проник в его рот, забирая все, что он предлагал, зная, что не стоит делать этого.
— Мм. Ты вкусный.
Он покурил немного с Фьюри, понимая, что вернется к ней, надеясь, что это расслабит его хоть немного. Он не сможет выдержать повторения того, что произошло в бильярдной.
— Я хочу тебя, Рейдж. — Она подвинулась, развела ноги шире, притягивая его тело к себе.
Бурлящая энергия сконцентрировалась в его позвоночнике, расходясь дальше по ногам и рукам, неся с собой боль и дрожь, сотрясающую его от кончиков волос до кончиков ногтей.
Он отклонился.
— Послушай, Мэри…
Она улыбнулась и стянула с себя ночнушку, бросив ее маленькой лужицей на пол. Ее обнаженную кожу заливал мягкий свет свечей, завораживая его. Он не мог даже двинуться.
— Люби меня, Рейдж. — Она взяла его руки и положила себе на грудь. Хотя он и приказал себе не прикасаться к ней, ладони прости его воли обхватили нежные выпуклости плотнее, пальцы поглаживали соски. Она выгнулась.
— О, да. Вот так.
Он потянулся к ее шее, облизывая вену. Он безумно хотел впиться в нее, и она держала голову неподвижно, словно желая того же. Он не нуждался в питании. Он хотел ее в своем теле, в своей крови. Он хотел быть связанным с нею, хотел, чтобы сила внутри него проистекала из нее. Он мечтал о том, чтобы и она могла сделать тоже.
Она обвила его плечи руками и откинулась назад, пытаясь притянуть его на матрас. Да поможет ему Бог, он позволил ей сделать это. Она лежала под ним, аромат ее возбуждение будоражил его еще сильнее.
Рейдж закрыл глаза. Он не сможет отвергнуть ее. Он не сможет остановить зуд внутри себя. Загнанный в ловушку, он поцеловал ее и взмолился о том, чтобы все получилось.
Что-то было не так, подумала Мэри.
Рейдж оставался вне пределов досягаемости. Когда она попыталась снять с него рубашку, он не дал ей даже дотронуться до пуговиц. Когда она захотела прикоснуться к его эрекции, он отодвинул бедра. Несмотря на то, что он ласкал ее грудь, а рука его скользнула между ее ног, он словно занимался с ней любовью на расстоянии.
— Рейдж… — Ее дыхание прервалось, когда она почувствовала, как его язык прикасается к ее пупку. — Рейдж, что происходит?
Его большие руки шире раздвинули ее бедра, рот приблизился к сосредоточию желания. Он ткнулся в нее, клыки дразнили, не причиняя боли.
— Рейдж, остановись на секунду.
Его рот обрушился на самую чувствительную часть ее тела, обхватывая ее губами, посасывая, двигаясь вперед-назад. Выгибаясь на кровати от этих прикосновений, она видела его светлую голову внизу, его широкие плечи под своими коленками. Ее ноги были такими бледными и такими тонкими по сравнению с его мощной спиной.
Еще секунда — и она утонет окончательно и ни одной мысли не останется в ее голове.
Схватив его за волосы, она оттянула его от своего тела.
Его пронзительные голубые глаза мерцали сексуальной энергией, он дышал через приоткрытые блестящие от влаги губы. Он медленно захватил нижнюю зубами и пососал. Затем его язык не торопясь прошелся по верхней.
Она закрыла глаза, растекаясь, плавясь.
— В чем проблема? — Хрипло спросила она.
— Не знал, что есть проблема, — он потер плоть между ее ног костяшками пальцев, дразня чувствительную кожу. — Тебе это не нравится?
— Конечно, нравится.
Его большой палец стал совершать круговые движения.
— Так позволь мне вернуться к моему занятию.
Прежде, чем он успел снова наклонить голову, она сжала ноги, обхватит ими его руку.
— Почему я не могу прикасаться к тебе? — Спросила она.
— Мы касаемся друг друга. — Он пошевелил пальцами. — Я здесь.
О, Боже, неужели может стать еще жарче?