дворик.

Он понятия не имел, о чем она думала. И рассматривала ли она вообще его просьбу. Все что он знал наверняка: она либо решила немного поразмяться, либо уходила от него.

— Этого я бы не сделала, — сказала она, прочитав его мысли. — Несмотря на наши разногласия, я бы не покинула тебя таким образом. Скажи мне вот что: что, если спасение твоей женщины будет означать вечное заключение чудовища внутри тебя? Что, если спасение ее жизни будет означать сохранение проклятья до тех пор, пока ты не отправишься в Забвение?

— Я буду счастлив.

— Ты ненавидишь зверя.

— Я люблю ее.

— Так-так. Это очевидно.

Надежда ярким пламенем загорелась в его груди. На кончике языка крутился вопрос о дальнейшей судьбе Мэри, об их сделке с Девой-Летописецей. Но он не рискнул разрушить гармонию переговоров, разозлив божество еще одним вопросом.

Она подплыла к нему.

— Ты изменился со времен нашей последней приватной встречи в лесу. Полагаю, это первый неэгоистичный поступок за всю твою жизнь.

Он выдохнул, сладкое облегчение разлилось по венам.

— Нет ничего, чтобы я ни сделал для нее. Ничего, чем бы я ни пожертвовал.

— Какая удача для тебя при данных обстоятельствах, — прошептала Дева-Летописеца. — Потому что в дополнение к сохранению проклятья, я требую, чтобы ты оставил свою Мэри.

Рейдж дернулся, уверенный, что просто неправильно расслышал ее слова.

— Да, воин. Ты все понял правильно.

Холод прокатился по нему, лишая дыхания.

— Вот что я тебе предлагаю, — сказала она. — Я могу избавить ее от злого рока, сделать совершенно здоровой. Она не будет стареть, болезни станут ей нестрашны, она сама решит, когда погрузиться в Забвение. Я дам ей возможность принять или отвергнуть этот дар. Впрочем, согласно моему предложению, она не будет знать тебя. Согласиться она или нет, ты и твой мир будете ей неизвестны. Также ее забудут все, с кем она встречалась, включая лессеров. Ты единственный будешь помнить ее. Но если ты осмелишься приблизиться к ней, она умрет. Мгновенно.

Рейдж покачнулся и упал вперед, опершись на руки. Еще долго он не мог выдавить из себя ни слова.

— Вы, действительно, ненавидите меня.

Слабый разряд тока прошел сквозь него, и он понял, что это было прикосновение Девы- Летописецы.

— Нет, воин. Я люблю тебя, дитя мое. Наказание чудовищем послужило уроком для тебя: ты научился контролировать себя, познал границы, сосредоточился на внутренней стороне себя.

Он поднял глаза на нее, не заботясь о том, что она может увидеть в них: ненависть, боль, желание наброситься на нее.

Его голос дрожал.

— Вы забираете у меня жизнь.

— В этом суть, — сказала она до невозможности мягким тоном. — Это инь и ян, воин. Твоя жизнь, метафорически, в обмен на ее — буквально. Баланс должен сохраняться. Жертва предвещает дар. Если я спасу женщину для тебя, ты должен отдать что-то. Инь и ян.

Он склонил голову.

И закричал. Он кричал, пока кровь не ударила в голову. Он кричал, пока глаза не стали влажными. Он кричал, пока его голос не сломался и не затих в глухом кашле.

Когда все было кончено, он посмотрел на нее. Дева-Летописеца стояла рядом с ним на коленях, черное одеяние лужицей растекалось около нее, словно черная вода на белом мраморе.

— Воин, я бы избавила тебя от этого, если бы могла.

Боже, он почти поверил в это. Ее голос был таким мрачным.

— Сделайте это, — резко сказал он. — Предоставьте ей выбор. Пусть лучше она живет долго и счастливо, не зная меня, чем умрет сейчас.

— Да будет так.

— Но я умоляю вас… Позвольте мне попрощаться. Поговорить с ней в последний раз.

Дева-Летописеца покачала головой.

Боль разорвалась внутри него, раздирая на куски — он бы не удивился, если бы у него появились настоящие раны.

— Я умоляю…

— Сейчас или никогда.

Рейдж содрогнулся. Закрыл глаза, чувствуя, как смерть накрывает его, словно останавливается его дыхание.

— Тогда сейчас, — прошептал он.

Первой остановкой Бутча на пути из больницы был кабинет на втором этаже. Он не знал, почему Рейдж позвонил ему и потребовал уйти из палаты Мэри. Его первым желанием было оспорить это решение, но голос брата был столь ужасен, что он оставил все, как есть.

Братство собралось в кабинете Рофа, все были мрачными и сосредоточенными. И они ждали его. Глядя на них, Бутч чувствовал себя так, словно ему предстоит отчитаться перед начальством — и после стольких месяцев безделья, он был рад снова влиться в струю.

Хотя ему было чертовски жаль, что его навыки вообще понадобились.

— Где Рейдж? — Спросил Роф. — Кто-нибудь, сходите за ним.

Фьюри вышел. Вернувшись, он оставил дверь открытой.

— Он в душе. Скоро придет.

Роф посмотрел на Бутча через стол.

— Так что нам известно?

— Не многое, хотя кое-что обнадеживает. Пропала кое-какая одежда Бэллы. Она чистюля, а это были джинсы и ночнушки, то есть, не те вещи, которые она могла бы отдать в прачечную. Это наводит меня на мысль, что они собираются оставить ее в живых, по крайней мере, на какое-то время. — Бутч услышал, как позади захлопнулась дверь, и понял, что пришел Рейдж. — Оба дома почти вычищены, но мне нужно сделать еще один…

Бутч понял, что никто не слушает его. Он обернулся.

В комнату вошел призрак. Призрак, очень похожий на Рейджа.

Брат был одет во все белое, на его шее было завязано что-то, напоминающее шарф. На запястьях также были белые полоски. Он закрыл все части тела, из которых вампиры пили кровь, подумал Бутч.

— Когда она отправляется в Забвение? — Спросил Роф.

Рейдж покачал головой и подошел к одному из окон. Он уставился в него, несмотря на то, что жалюзи были закрыты, и он ничего не видел.

Бутч, пораженный, что смерть пришла за ней так скоро, не знал, стоит ли ему продолжать. Он взглянул на Рофа — тот покачал головой и поднялся на ноги.

— Рейдж? Брат мой? Что мы можем для тебя сделать?

Рейдж оглянулся. Он посмотрел на каждого мужчину в комнате, закончив Рофом.

— Я не смогу выйти сегодня.

— Конечно, нет. Мы останемся и будем оплакивать ее вместе с тобой.

— Нет, — резко сказал Рейдж. — Бэлла где-то там. Найдите ее. Не позволяйте ей… уйти.