Хосе де ла Круз пожал руку пожарному инспектору.

— Спасибо. Буду ждать от вас письменного отчета.

Мужчина покачал головой, переведя взгляд на пепелище Колдвеллской Академии Боевых Искусств.

— В жизни ничего подобного не видел. Мог бы поклясться, тут атомную бомбу разорвало. Честно признаться, не знаю, что и писать в отчете.

Хосе наблюдал, как он садится в свой пикап и уезжает.

— Обратно в участок? — спросил Рикки, залезая в свою полицейскую машину.

— Не сразу. Заеду кое-куда на другой стороне города.

Рикки помахал и отбыл.

Оставшись один на месте происшествия, Хосе глубоко вздохнул. Даже спустя четверо суток витавший в воздухе запах гари все еще был едким.

Направляясь к служебной машине, Хосе бросил взгляд на свои ботинки. Благодаря двенадцатидюймовому[150] слою сажи, покрывающей собой весь участок, те приобрели бледно-серый оттенок. Само же вещество больше напоминало вулканический пепел, нежели золу, остающуюся после обычного пожара. Да и с руинами хватало странностей. В большинстве случаев, какой бы высокой ни оказалась температура огня, фрагменты конструкций все равно сохранялись. Здесь же не осталось ровным счетом ничего. Здание словно сравняли с землей.

Как и пожарному инспектору, ему никогда не приходилось видеть ничего похожего.

Хосе сел за руль, вставил ключ в зажигание и завел машину. Он проехал восемь миль на восток, в более запустелую часть города, пока впереди не показался строй неказистых многоквартирных зданий — городских сорняков, что прорастали из бетонно-асфальтовой почвы.

Хосе затормозил перед одним из них. Припарковался. Заглушил двигатель. Прошло долгое время, прежде чем он смог вытащить себя из машины.

Собравшись с духом, он пошел к переднему входу. Выходившая оттуда пара придержала для него дверь. Поднявшись на три лестничных пролета, Хосе направился по замызганному коридору, застланному истоптанным и почерневшим ковром, вынесшим за свою жизнь тысячи и тысячи шагов.

Дверь, которую он искал, перекрашивали столь часто, что вдавленные панели обшивки были почти неразличимы под слоями краски.

Он постучал, не надеясь, впрочем, на ответ.

Вскрыть замок оказалось плевым делом. Детектив толкнул дверь.

Закрыв глаза, Хосе сделал глубокий вдох. Тело, оставленное в квартире на четыре-пять суток, к этому времени уже бы воняло, даже с кондиционированием воздуха.

Но ничего подобного не было.

— Батч? — позвал он.

Хосе закрыл за собой дверь. Диван был завален спортивными колонками из «ККД» и «Нью-Йорк Пост» недельной давности. На столе стояла порожняя тара из под пива. На кухне в раковине пылилась посуда. На кухонном прилавке располагался целый склад пустых упаковок.

Хосе зашел в спальню. Все, что он нашел, это кровать с грязными простынями и груду одежды на полу.

Он помедлил перед дверью в ванную. Та была закрыта.

Его сердце начало колотиться.

Толкая дверь, он был полностью готов найти тело, свисающее с рукоятки душа.

Но не было ничего.

Детектив по расследованию убийств Батч О’Нил исчез. Бесследно.

Дариус огляделся вокруг. Умиротворяющий туман Забвения растаял, открывая внутренний дворик из белого мрамора. В центре находился фонтан, вода из которого падала сверкающим водопадом, улавливая рассеянный свет и возвращая его мириадами вспышек. Сладко пели птицы, как будто приветствуя и одновременно объявляя о его прибытии.

Значит, это место действительно существует, подумал вампир.

— Добрый день, Дариус, сын Марклона.

Не оборачиваясь, он упал на колени и опустил голову. — Дева-Летописица. Вы удостоили меня аудиенции.

Богиня мягко рассмеялась. Когда она встала перед Дариусом, подол ее черного одеяния оказался прямо у него перед глазами. Сияние, исходившее из-под шелка, было таким же ярким, как прямой солнечный свет.

— Дариус, как я могла отказать? Ты впервые попросил меня о встрече, — вампир почувствовал, как что-то невесомо коснулось его плеча, и волосы у него на затылке слегка всколыхнулись. — А теперь поднимись. Я хочу видеть твое лицо.

Дариус встал на ноги, возвышаясь над хрупкой фигуркой. Он сжимал руки перед собой.

— Значит, Забвение не нравится тебе, принцепс? — спросила она. — И ты хочешь, чтобы я отправила тебя обратно?

— Я скромно обращаюсь с просьбой. Если только это не является оскорблением. Я выждал требуемое время. Мне хотелось бы увидеть свою дочь. Лишь однажды. Если это не является оскорблением.

Дева-Летописица вновь рассмеялась.

— Должна сказать, ты выступил гораздо лучше, чем твой король. Для воина ты неплохо обращаешься со словами.

Повисла пауза.

Дариус использовал это время, чтобы подумать о своих братьях.

Как он скучал по Рофу. По всем ним.

Но единственным человеком, которого он хотел бы увидеть, была Бет.

— Она вышла замуж, — внезапно произнесла Дева-Летописица. — Твоя дочь. Ее взял в жены достойный мужчина.

Он закрыл глаза, сознавая, что не имеет права спрашивать. До смерти желая знать. Надеясь, что его Элизабет будет счастлива, кого бы она ни выбрала.

Дева-Летописица, казалось, была удовлетворена его молчанием.

— Посмотрите-ка на него, ни единого вопроса. Какой самоконтроль. В награду за твои хорошие манеры я скажу то, что ты так жаждешь узнать. Это Роф. И он взошел на престол. Твоя дочь — королева.

Дариус опустил голову, не желая показывать свои эмоции, не желая, чтобы она видела его слезы. Возможно, она могла бы подумать, что он слабак.

— О, принцепс, — сказала Дева-Летописица мягко, — в твоей груди теснятся такая радость и такая печаль. Скажи мне, общества сыновей в Забвении недостаточно для того, чтобы твое сердце успокоилось?

— Я чувствую себя так, будто бросил ее.

— Она больше не одинока.

— И это хорошо.

Повисла пауза. — И тем не менее, ты хочешь увидеть ее?

Дариус кивнул.