жирный офисный хрен, хуе-мое — чей-то муженек! И он снимает блядь, козел. Покупает себе крэковую девочку. Большое достижение? Нисколько. И все же, как мужик, и мужик с машиной, он наделен такими преимуществами, о которых мне можно только мечтать. Пусть даже он обрюзгший и жалкий, а она — опустившийся ниже некуда, гадостный призрак, я хотела бы быть на его месте.

Дождь чуть стихает, но ветер воет и стонет вокруг навеса, швыряя на дорогу мусор. Машины вихляют туда-сюда, какая-то женщина громко бибикает, когда пустая жестянка шибанула ее ветровое стекло. Я спрашиваю у дедушки, во сколько пойдет следующий автобус, а он пожимает плечами, поднимает руку, чтобы взглянуть на часы, и опять пожимает плечами. Кисть у него толстая и узловатая, будто виноградная лоза. Он сутулится снова и напускает на себя выражение безнадеги. Его глаза кажутся пугающе большими на его старом лице. Пытаюсь улыбнуться ему, но он вновь заперся в каморке своих размышлений. Я достаю последнюю, измусоленную сигарету и пальцами выравниваю ее. Когда я чиркаю спичкой, мне в глаза бросается неожиданное движение. Через дорогу напротив какая-то женщина раздвигает шторы и замирает у окна. Сверху на нее обрушивается свет электрической лампочки без абажура. Я сужаю глаза и щурюсь сквозь жалюзи дождя. На ней неглиже — с расстояния она смотрится опрятной, подтянутой и ухоженной. Слишком опрятная для дешевой девочки. Она откидывает с лица волосы, складывает руки на груди и чуть выдвигает вперед бедра.

Я смотрю на нее все дольше и дольше, и невезучесть этой ночи лопается. Никаких сомнений — девушка в теме. Я до сих пор нахожусь в дальнем районе красных фонарей, но женщины в окне? Здесь такое не заведено. Я знаю, тут промышляют девочки, кто водит клиентов к себе домой — несколько раз я наблюдала это своими собственными влюбленными и завистливыми глазами — но ловят они их по улицам. Это просто наглость. Так не бывает. Выбрось из головы.

Снаружи останавливается голубой «Сааб», выходит худощавый парень с волосами, завязанными в хвост. Некоторое время трется у ее двери, затем исчезает в доме. Она задергивает шторы.

Жду пока проедут два автобуса.

Наконец он возникает снова, и, как только его машина отъезжает, она раздвигает шторы и занимает прежнюю диспозицию у окна. Я украдкой подбираюсь ближе, чтобы лучше ее рассмотреть. Ей под тридцатник, у нее каштановые волосы до плеч и костлявое, но очень приятное лицо. Дождь стих, на улицах нет ни жизни, ни движения. Воздух влажный и распухший в своей неподвижности. Я резко вдыхаю и перехожу улицу.

Ржавая ограда отделяет ее дом от мостовой. На остриях прутьев нацеплены презервативы, а дверь украшает слово БЛЯДИНА, намалеванное зеленой краской. Я шагаю к ней. Три звонка. Только у одного из них написано имя. Сабрина. Я нажимаю его.

— Нда?

— Это вы стояли у окна?

Грубый солфордский акцент грохочет, сталкивая меня на нижнюю ступеньку.

— Сама-то кем будешь!

— Меня зовут Сара. Можно войти?

— Те че надо?

— Я лесбиянка, — отвечаю я, презирая само звучание этого словечка. — Одна из девчонок на Хоуп- стрит мне сказала, вы меня обслужите.

— Да шла б ты в жопу? Кто те такое спизднул?

— Как ее звали не помню. У нее такой жуткий шрам на лице и…

— В каком-таком смысле «обслужите»?

— Смотрите, здесь льет как из ведра. Я не собираюсь стоять тут и на хуй позориться. Я ошиблась. Извините. Спокойной ночи.

Я немного медлю, сверля глазами звонок, секунды тишины отсчитываются клацаньем моих зубов.

— Давай-давай, ты меня задерживаешь.

Следует еще одна пауза, на сей раз прерываемая пробным вздохом. Затем звонок напоминает мне, чтоб я уходила.

Я закрываю за собой парадную дверь, и меня выносит в плотный густой туман. Сплошная густота и напряженность темноты вгоняют меня в панику, но в конце коридора вскоре мигает огонек света. Тот же самый голос, но теперь смягчившийся, зовет:

— Стой, э-тыы!

Дверь выталкивает меня прямо в кухню, она крохотная, промозглая и наводящая тоску. Вдоль грязного линолеумного пола выстроились миски с кошачьим кормом, но никаких признаков кота. Глупо сконструированный свод отделяет кухню от тесной комнаты, я обнаруживаю ее, сидящую на маленькой кушетке; она закинула голые ноги одна на другую и скрестила руки. Она не просто объект для ебли, она сексуальная. В комнате пахнет так же как в кухне — сигаретами и кошачьей едой. Не могу оторвать взгляд от ее лица. Оно у нее бледно-коричневато-желтоватое, с глубоко посаженными мутными голубыми глазами. Она часто мигает. Когда ее глаза впервые останавливаются на мне, ее удивление — ее приятное удивление — очевидно. Она ожидала увидеть лебиянку-корову.

— Ну присаживайся, — наконец произносит она. — Меня зовут Сабрина.

Ссс-эбб-ррр-иии-ноо.

Я сажусь на расшатанный стул напротив нее.

— Сара, — сообщаю я ей.

— Подумала, ты из мусарни.

Шуточка похабная и плоская, но я пропускаю ее мимо ушей.

— Первый раз?

— Чего — с женщиной или с … когда надо платить за секс?

— И то и то, я так полагаю.

— Нет. На обоих фронтах. Не то, что это у меня привычка такая, ты понимаешь? Я просто…

— Слушай, не надо мне ничего объяснять, моя профессия не предполагает вынесение суждений, так?

Она окидывает меня своими выгоревше-голубыми глазками, раздумывая над вопросом цены.

— Скажу тебе одну веешь, Сарр-ой. Я маленько охренела, когда ты вошла.

— А ты типа рассчитывала лицезреть девку-промсосиску. Она хмыкает.

— Ну и? Я что, твоя первая женщина?

— Нет. Не говори ерунды. Почему-то я не уверена.

Она распрямляет руки, потом складывает их обратно.

— Тебе скока лет?

— Двадцать один, — вру я. — Сигаретки не найдется?

Она вытягивает руку, тянет руку к боку кушетки и бросает мне пачку «Лэмберт энд Батлер». Зажигалка внутри. Я вынимаю сигарету и трясу зажигалку, чтоб заработала. Глубоко затягиваюсь, удерживая дым в легких, будто это трава. Сейчас мне до странности легко. Чувствую, что управляю ситуацией.

— У тебя это не совсем укладывается в голову, не так ли? Она-качает головой с жесткими волосами. Я выдыхаю густую струю дыма в потолок, весь покрытый никотиновыми пятнами и паутиной.

— Как уже сказала, моя профессия не предполагает вынесение суждений — но ты, ты-то же в состоянии склеить любую девчонку, какую захочешь.

Она бросает на меня нервный, нерешительный взгляд. Я пожимаю плечами.

— Откуда ты знаешь, что у меня нету девушки? Я игриво приподнимаю бровь.

— Пятнадцать лет работы на улице, золотко. Спорим, у тебя парень?

Приподнимаю вторую бровь и качаю головой.

— Я наблюдала за тобой с улицы, — мой голос переходит в шепот. — У тебя необыкновенное лицо. Сногсшибательное. Откуда — ты понимаешь? Откуда ты родом?

Она опять распрямляет и складывает руки, трясущейся рукой проводит по волосам. Она покраснела!

— Мама из Исландии. Я родилась в Рейкьявике. А папа, он из Манчестера. Выросла в Солфорде.

— Ты красивая.

— Спасибо, — она сглатывает и отводит взгляд в сторону.